После ухода Якимова передо мной встал вопрос о его замене. Перебрав всех моих подчиненных, я остановился на управляющем Витебским (бывшем Виленским) нашим складом, свиты генерал-майоре С. П. Мезенцеве. Артиллерист по образованию и службе, он в строю давно не служил, не был знаком со скорострельными орудиями, и посему не годился вновь на строевые должности. Человек очень искренний, деликатный и порядочный, он был, однако, очень скромен, что иногда ему вредило. Его любили, кажется все, кроме Аматуни, который не мог ему простить того, что не он был назначен помощником главноуполномоченного.
Приехав в Минск, я в первый же вечер познакомился с чинами Управления и с некоторыми учреждениями, а поздно ночью с Якимовым и Гершельманом стал разбираться в наиболее серьезных вопросах. Положение фронта, а с ним и Красного Креста было очень тяжелым. Уже с начала июня на Северо-Западном фронте шло отступление, и уже несколько назначавшихся для него пределов были перейдены. Не было уверенности, что теперь и мы скоро остановимся. Фронт наш проходил в этот момент, т. е. около 20-го августа, от Пинска, Барановичей, Лиды, Вильны, и дальше шел приблизительно на Митаву. Штаб фронта находился в Барановичах, а главный начальник снабжения фронта с его управлением — в Минске. К последнему — все еще Н. А. Данилову — я и отправился сразу.
Встретились мы с ним хорошо; я знал, что с ним работать мне будет нелегко, ибо у моих предшественников установились с ним отношения очень холодные. При всей его дельности, у Данилова в эту войну появилось довольно рано заигрывание с так называемой «общественностью», и в результате этого приближение непосредственно к себе учреждений Городского, и особенно Земского Союза, с ослаблением связи их с Красным Крестом. Понятно, что на этой почве настояния моих предшественников, добивавшихся соблюдения и закона, и соглашений Главного Управления Красного Креста с Союзами — особенно с Земским, встречали со стороны Данилова постоянное противодействие.
Когда я был назначен главноуполномоченным, то, проезжая через Москву, заехал к председателям обоих Союзов: Городского — М. В. Челнокову и Земского, кн. Г. Е. Львову. Первый прямо сказал мне, что их Союз признает свою полную подчиненность Красному Кресту на фронте и что соответственные указания даны их фронтовым комитетам. И действительно, председатель комитета Городского Союза на Западном фронте Н. Н. Щепкин всегда подчеркивал свою готовность работать совместно с Красным Крестом. Должен сказать, что со стороны Красного Креста, как при мне, так и при других главноуполномоченных, никаких поползновений разыгрывать начальство в отношении Союзов не было, и что посему со стороны Щепкина это было просто проявлением корректности. Со стороны Львова я с места услышал жалобы, главным образом, на моего предшественника Волкова и надежды, что со мной дела пойдут иначе. Пришлось ему ответить, что в 9-й армии я с земскими отрядами всегда ладил хорошо, но что для того, чтобы такие же отношения установились и на Сев. — Западном фронте, нужно, чтобы доброе желание этого было проявлено и со стороны главы союза там, Вырубова. К сожалению, при постоянной внешней любезности со стороны последнего, как будет потом видно, никакого желания установить действительно нормальные отношения не было, особенно благодаря поддержке его Даниловым. Обо всем этом мне пока не пришлось, однако, возбуждать вопроса, ибо на очереди стоял вопрос о том, где нам удастся остановиться.
Отступление шло, как мне показалось, довольно случайно, и планомерности в нем не было видно. При этом оно внесло уже значительное расстройство во все сообщения. Хаос был и на железных дорогах, и на телеграфе. На телеграфные запросы, посылаемые мною особоуполномоченным 5-й и 12-й армий, находившихся в районе Двинска и Риги, ответы часто получались через неделю. Ни управление Данилова, ни он сам хорошо не знали, что там происходит; не мог я точно знать от него, куда направлять отводимые в тыл госпитали. Было ясно только одно, что разместить в районе фронта всех их не удастся и что часть их нужно отвести в тыловой район, но сколько, откуда и куда, пока мне Данилов ничего сказать не мог. Ясно было только одно, что отступление будет еще продолжаться.