Записки. 1875–1917

Дальше к северу, в 10-й армии, мне пришлось быть несколько раз в 9-м перевязочном отряде, считавшимся там выдающимся. Молодечно не было тогда крупным лазаретным центром, но таковым были Пруды, к северу от Молодечна, и 2-я станция к западу от него (что-то вроде — Листопад). Сперва стоял наш лазарет и на 2-й станции к северу от Молодечна, но скоро немцы стали обстреливать прямым огнем дорогу к станции, совсем около нее, а потом и самую ее, так что наш лазарет должен был оттуда уйти. Большинство лечебных помещений было устроено в этом районе в лесу, частью в палатках, частью в землянках, нужно сказать очень хорошо и лучше, чем в избах. В Прудах лечебные заведения были размещены уже позднее, когда подготовлялось наступление на Крево. Здесь стоял Георгиевский лазарет д-ра Едличко, из-за которого мне пришлось в 1907 г. выдержать бой с главным врачом Обуховской больницы д-ром Нечаевым, упорно не хотевшим пропустить его на штатную должность. Здесь Едличко оказался человеком довольно вялым. В Прудах же был поставлен и перевязочный отряд Гершельмана-младшего, сперва работавший в тылу. В составе этого отряда был младший врач, очень боязливый, которого перевод отряда в местность около фронта совершенно лишил душевного равновесия. В первой его просьбе о переводе в тыл я ему отказал, но когда к его просьбе присоединился и Гершельман, удостоверяя, что состояние этого врача делает его совершенно негодным для работы и влияет и на остальной персонал, то я назначил его в один из тыловых госпиталей. И тут-то сказалась судьба: между Прудами и Молодечно на выехавшего ликующим нашего доктора упал с полки окованный солдатский сундучок и проломил ему череп, от чего он, впрочем, выжил.

В 3-й армии работали также отряды Объединенных дворянских обществ и Петроградского дворянства. Во главе первого состоял мой товарищ по Училищу Н. В. Мятлев, милейший человек, но, к сожалению, пристрастившийся, особенно в то время, к вину. За несколько лет до этого он был смещен из прокуроров Окружного Суда в Орле обратно в товарищи прокурора Окружного Суда в Москву, именно за похождения в пьяном виде. Говорили мне, что и здесь, в отряде, его слабость сказывалась отрицательно на всем ходе дел. Начальником отряда Петроградского дворянства сперва был свиты Его Величества генерал-майор светлейший князь Салтыков, бывший Петербургский губернский предводитель дворянства. Оставил он эту должность из-за женитьбы на хорошо известной веселящемуся Петербургу красавице Решетниковой, с которой он уже давно жил. Своих повадок она не оставила и после свадьбы, и в отряде, в котором она была сестрой милосердия, происходили сцены ревности, но без участия мужа, а между его помощниками.[55]

Я уже не застал в отряде Салтыкова, и при мне прибыл туда сенатор С. П. Фролов, неглупый, но удивительно напыщенный человек, вероятно благодаря этой напыщенности не попавший в Гос. Совет, хотя и был крайне правых взглядов и считался притом и хорошим юристом. В отряде он навел порядки, но сам попал под подозрение в штабе армии. Как-то, обедая там, он заговорил с Лешем и Баиовым о положении в Германии и усомнился в правильности сообщенных штабом сведений об отчаянном внутреннем положении в ней; этого было достаточно, чтобы начать переписку о благонадежности Фролова. Если его не удалили с фронта, то лишь благодаря мне, ибо мне удалось доказать Эверту, что криминала в словах Фролова, сказанных не публично, а самим же командующим лицам, никакого нет. Однако, тянулось это дело, пожалуй, месяца два. Позднее мне называли Фролова, как одного из главарей русского мартинизма.

В районе 4-й армии вспоминается мне еще отряд Курского губернского земства, единственного из старых земств отказавшегося от совместной работы с Земским Союзом. Во главе этого отряда стоял В. В. Павлов, как можно догадываться, человек очень правых убеждений, но лично скорее мягкий.

Все эти отряды зимою я видел в деревнях, к лету же большинство из них перебралось в леса, где было больше укрытия от аэропланов для их обозов. Однако на леса было грустно смотреть, ибо уже к июню вся поросль в них была или вытоптана лошадьми или обглодана ими, равно как и большая часть коры на взрослых деревьях, что обрекало эти деревья на гибель. То же было и дальше к северу, в 10-й, 2-й и 1-й армиях.

В 10-й армии помню я транспорт, во главе коего стоял инженер Верховский. Когда-то начальник движения, кажется Либаво-Роменской ж.д., уже лет 15 бывший в отставке. Теперь уже старик под 70 лет, Верховский крепостью и выносливостью мог перегнать многих молодых; еще незадолго до войны он на велосипеде проехал из Петербурга до Москвы, и каждую зиму, не переставая, купался, несмотря на самые лютые морозы, в Неве. В Красном Кресте я его, впрочем, несколько побаивался, ибо знал его по Петрограду, как обладателя некоторых характерных отрицательных инженерных особенностей. Но назначили его из Петрограда, и привел он на фронт транспорт уже незадолго до моего ухода, и ничего сомнительного у него заметить мне не пришлось.