Записки. 1917–1955

Это заражение показало нам, насколько велико было значение открытия пенициллина, которое произошло вскоре после этого. В Бразилию его стали доставлять из Соединенных Штатов, но вследствие войны первоначально в недостаточном количестве и по высокой цене; кроме того и тут вмешался черный рынок и эти цены были вздуты до прямо дикого уровня; очевидно, что участие в этом принимали и госпиталя и врачи. Мне известен случай, что вспрыскивание испорченной вакциной вызвало общее заражение крови. Больного на аэроплане привезли в Сан-Пауло, где его родным в госпитале заявили, что они сами должны найти пенициллин и что без него больше 24 часов больной не проживет. Сряду после этого по радио было сообщено о необходимости получить это средство и какие-то лица его действительно доставили, но по очень высокой цене, что-то в несколько тысяч крузейров; таким образом больной был спасен.

В августе ко мне обратился профессор истории француз Гаже с просьбой принять участие в качестве одного из официальных оппонентов на защите диссертации на доктора его учеником Simões de Paula. Диссертация эта была посвящена торговле Византии с Киевской Русью и была компиляцией того, что по этому вопросу было известно в Бразилии, иначе говоря, очень немногого. Читая эту диссертацию, я сряду видел из какой из книг Муниципальной библиотеки что было взято; кроме того, автор ее ни одного из славянских языков не знал и его указания о происхождении славян были основаны на очень старых данных. Гаже сперва обратился к Ватагину, который указал на меня, и хотя я и сказал, что история не моя специальность, все-таки настоял, чтобы я принял участие в диспуте. Состоялся он в довольно торжественной обстановке, в присутствии около сотни студентов, но у меня осталось впечатление, что замечания других официальных оппонентов (со стороны никто не возражал) были еще слабее моих, которые я основал почти исключительно на «Истории русской культуры» Милюкова.

В октябре у Ники повторились припадки почечных колик и радиография показала наличие довольно значительного камня, который доктор нашел нужным удалить; операцию произвели в больнице S-ta Cecilia вполне благополучно; камень оказался величиною с голубиное яйцо.

В последние месяцы 1942 г. меня посещало немало народа по вопросу о создании Русского Комитета, о котором я уже говорил. Единственно, что об этих визитах стоит сказать, это то, что почти все заходившие ко мне, старались очернить других и выставить свои заслуги в защите русского дела; указывалось обычно на связи остальных с полицией.

Довольно оригинально было посещения меня некоей Maria Loudes Cabral. Красивая португалка уже не первой молодости и бывшая актриса, она уже давно жила с инженером Prestes Maia, бывшим в то время префектом (городским головой) по назначению Сан-Пауло; пожениться они не могли из-за запрещения развода, ибо кто-то из них был уже раньше женат. Prestes Maia был одним из немногих бразильцев, пользовавшихся репутацией честного человека и сейчас он выставлен одним из кандидатов на выборах в губернаторы Сан-Пауло. Она приехала ко мне просить написать предисловие к ее переводу книги Сегюра «Campagne de Russie»[115], о чем я писал, и что я сряду сделал, а также попросить одолжить ей портреты участников этой войны. Я ей дал две книги, которых и по сию пору не могу получить обратно, несмотря на неоднократные напоминания. Перевод же ее так и остался неопубликованным, ибо кто-то другой опередил ее.

В декабре мне предложили купить небольшой дом недалеко от нашего; цена была невысокая, и я его и купил, ибо в это время уже начиналась инфляция и держать деньги в бумагах было неразумно. Когда в 1948 г. я продал этот дом, то продажная цена была в четыре раза выше, настолько понизилась ценность бразильской валюты.

Наконец, закончился год окончанием Жоржем среднего образования. В Liceu Pasteur, как в это время стал именоваться прежний Liceu Franco-Brasileiro, состоялся акт, на котором были мы с Катей. Этот акт был сравнительно не торжествен: обычно этой «форматуре» придавалось много блеска, устраивались по случаю их балы, но так как в это время еще шла война, директор отменил более шумное празднество. Марины не было на этом акте, ибо незадолго до него она слегла вновь с суставным ревматизмом в ногах. Оба раза она заболевала на фазенде Нобре, и у меня была тогда же мысль, не явилась ли эта болезнь результатом какой-либо инфекции? Врачи это определенно отрицали, но у меня и сейчас нет уверенности ‹…› Какая бы то ни была причина заболевания Марины, она пролежала в этот раз почти 5 месяцев, и когда встала 1-го мая, то еще целый месяц могла ходить только с двумя палками. В конце мая она вместе с Катей отправилась в São Pedro, в 6 часах от Сан-Пауло, где ей врачи указали сильные серные ванны. Устроено там все было прекрасно, и воды очень быстро оказали свое действие. Зато Катя выдержала только в течение 10 дней духоту интерьора, и как только стало проявляться улучшение Марининого здоровья, она вернулась в Сан-Пауло.