Записки. 1917–1955

Позднее один из членов комиссии Чернышенко мне сказал, что они боялись, что я все-таки оставлю Безносова работать в Комитете. И это после того, что я категорически сказал Лихоманову, что если мне будет указан хоть один факт, компрометирующий Безносова, им же, Лихомановым, мне рекомендованного, то я его сряду удалю. Но удалять его, единственного, который все время активно работал в Комитете, я на основании перемены отношений между ним и Лихомановым не считал возможным. Очень некрасиво было и то, что, как я узнал, Лихоманов через шоферов проверял, сколько несколько лиц внесли на большой фестиваль, причем все его подозрения на укрытие этих денег Безносовым оказались необоснованными. Должен, однако, отметить, что после этого заседания мне за все время моей работы в Комитете не пришлось ни разу встретиться с каким-либо проявлением недоверия, и те самые лица, которые подписали этот ревизионный доклад, позднее всегда во всем меня поддерживали.

В октябре был устроен нами 2-й большой праздник, тоже в Пакаембу, в этот раз совместно с Югославским Комитетом. Моя идея все время была — возможное сближение со всеми славянскими комитетами и колониями, и мне думается, что и это и было достигнуто. В частности в 1944 г. особенно тяжело было положение Югославии, и я предложил ее представителям в Сан-Пауло устроить совместно праздник, что они охотно и приняли. Югославская колония была невелика и менее богата, чем другие; поэтому помощь их в устройстве праздника была небольшая, но я сохранил очень приятное воспоминание о председателе их комитета Кадунце и о дамах, работавших с ним. Сам этот вечер, состоявшийся 14-го октября, был менее грандиозен, но все-таки дал на долю каждого из комитетов около 100 000 крузейров.

Приблизительно в это же время еврейская группа, в которой было много портных, устроила в своем клубе швейную мастерскую, в которой шила различные вещи для отправки их в Россию. Крупные еврейские конфекционные фирмы ссудили им шесть электрических швейных машинок и машину для раскройки материй, и почти каждый вечер у них собиралось человек по 50 мужчин и женщин, которые после рабочего дня еще отдавали несколько часов на помощь большинству из них незнакомой родине. Надо сказать, что в Бразилии материи были дороже и хуже, чем в Соединенных Штатах, но благодаря бесплатному труду наши вещи обходились нам, в конце концов, дешевле, чем если бы были сшиты в других странах.

После избрания директории, ликвидации ревизионного отчета и Югославского праздника мы смогли с женой поехать в ноябре на неделю в Сан-Висенте. По случаю войны с наступлением темноты никакого уличного освещения не было, и те немногие фонари, которые оставались, например, в трамваях, были затемнены. Уже до этой поездки мне не раз нездоровилось с поднятием температуры, в день отъезда из Сан-Пауло я чувствовал себя снова неважно, и в Сан-Висенте слег с температурой выше 39. Хозяйка пансиона, где мы остановились, француженка, показала себя в эти дни очень отрицательно и Катя до сих пор не может забыть ей этого ее отношения. Впрочем, через два дня я более или менее оправился, но и после этого несколько месяцев у меня все чаще стали повторяться приступы гриппа, как врачи определяли это недомогание. Лечили меня сульфами и через несколько дней температура приходила в норму. Наконец, доктор Пауло Рибейра да Луз, все время нас лечивший, решил применить на мне пенициллин. Найти его было тогда уже возможно и по нормальной цене, хотя еще очень высокой, но для этого пришлось, впрочем, побегать по городу. Делали мне вспрыскивания пенициллина в течение 6 суток каждые три часа днем и ночью; было это довольно скучно, но зато вылечило меня радикально и с тех пор, вот уже 5 лет у меня ни разу грипп не повторялся. Очевидно, во мне сидела какая-то инфекция, но какая, так и не удалось выяснить.

19-го декабря я сделал доклад в Скандинавском клубе, который всегда относился к нам очень предупредительно, о русско-скандинавских отношениях. В то время этот вопрос многих в Сан-Пауло интересовал в виду того, что советские войска вышли уже на норвежскую границу и на Балтийское море, и были опасения, что они займут всю Норвегию, а за нею и Швецию. Изложив прошлое русских отношений с этими странами, я высказал мое убеждение, что никаких оснований опасаться, что русские войска останутся в Скандинавии, нет. По-видимому, мой доклад успокоил довольно многочисленную публику, собравшуюся, чтобы его выслушать, и дальнейшие события оправдали мое мнение.