Записки. 1917–1955

Большой интерес проявлялся в то время и вообще ко всему русскому. Полны были кинематографы, когда шли русские фильмы, тогда пропускавшиеся без особых затруднений. Нам было особенно приятно их смотреть, и мы не пропустили ни одного из них. Русские собирались в большом количестве и на все собрания; в годовщину, например, немецкого вторжения в Россию или капитуляции Германии. Оживилась и вообще русская общественная жизнь; образовалось благотворительное общество для помощи старикам и больным, устроившее в конце года вечер, на который собрались представители различных русских политических течений. Задачей себе это общество поставило создание приюта для нетрудоспособных, но по сию пору это ни ему, ни его преемнику — обществу бразильскому, это не удалось, хотя они развили довольно энергическую деятельность; активно все время работала в нем Марина. Переименование этого общества в бразильское пришлось произвести, дабы не привлекать к нему излишнего внимания, когда все русское стало объектом особого интереса властей.

Образовался тогда и литературный кружок имени Алексея Толстого левого направления, впрочем недолго просуществовавший и заглохший, не успев расцвести. Дольше просуществовал кружок на Вилла Зелина, принявший наименование общества имени Молотова. Составленный людьми определенно крайнего левого направления он, однако, ничем себя не проявил. Был еще какой-то кружок, тоже левый, в части города «Mooca», но о нем я ничего не знаю. Надо, впрочем, сказать, что, кроме Молотовского кружка, участников этих кружков объединял не коммунизм, а просто любовь к России, какой бы она ни была.

Более крупным начинанием явилась «União Eslava»[122], образовавшаяся одновременно в ряде южно-американских стран и в том числе и в Бразилии. Устраивала она южно-американские съезды и несомненно, что хотя в ней участвовали люди различных направлений, общий ее дух был крайним левым; в частности в Бразилии, где образовалось два ее отдела — в Рио и в Сан-Пауло, руководителями ее оказались коммунисты. Сказалась ли деятельность этих отделов в коммунистической пропаганде, не знаю, ибо никакого участия ни в одном из всех этих обществ, кроме благотворительного, никто из нашей семьи не принимал. Не думаю, однако, чтобы роль их в этой пропаганде была значительна, ибо все ее руководители, которых я встречал, были люди маленькие. В «União Eslava», которой полиция придавала большое значение и которая в Аргентине, по-видимому, действительно развила более крупную деятельность, таким руководителем в S. Paulo был Сергей Шипяков, сожитель в то время Веры Азаведо, все шумящей, но все менее внушающей к себе доверие. В Рио видную роль в этом объединении играла некая Спиридонова, особа экзальтированная и, по-видимому, бестолковая; вскоре она была арестована, точно не знаю за что, и как иностранка выслана. Надо сказать, что она печатала статьи в «Русском в Аргентине», и в них очень резко критиковала бразильские порядки, так что высылка ее могла быть достаточно обоснована. Незадолго до этого она была в Сан-Пауло и зашла ко мне; впечатление эта пожилая уже женщина, племянница по отцу военного министра Беляева, произвела на меня скорее симпатичное; во всяком случае, не думаю, чтобы она была коммунисткой.

В августе Катю вызвали по телефону из Ordem Politica e Social, политической полиции, и, обратясь к ней, как к Condessa Katia, попросили ее приехать к ним. Я поехал с нею. Приняли нас очень любезно, и опросили нас обоих по тому же вопросу, но врозь. Я уже упоминал, что несколько раз я получил во время войны анонимные письма с угрозами убить меня за мои статьи. Как-то пришло также письмо, адресованное «прислуге дома», с советом оставить работу у нас, ибо все в доме будут отравлены. Уже задолго до приглашения жены в полицию я упомянул в одной из моих статей об этих угрозах. Теперь в полиции стали опрашивать сперва жену, а затем меня по поводу этих писем, повторив все те же вопросы. После этого перед нами извинились за беспокойство и этим все закончилось. Для чего это полиции понадобилось, я и до сих пор не знаю.

В сентябре и декабре мне сделали две небольших операции. ‹…› Делали мне все операции под местным наркозом и было странно слышать, как ножницами режут мое тело. Как и полагается, потом через несколько часов рана заболела, но все прошло благополучно, и через пять дней я вернулся домой. Все эти операции мне делал Нельсон Родригес в больнице Beneficienaia Portuguesa, в ее платном отделении.