Записки. 1917–1955

Еще весной 1948 г. у меня был по делу бывший профессор Рижского политехникума математик П. И. Яблоновский. Он уже давно жил в Сан-Пауло, но как-то нам не приходилось встречаться с ним и его женой, работавшей здесь, как фельдшерица и акушерка, а последние годы заведовавшей лабораторией анализов в Клиническом госпитале. Осенью мы ближе познакомились с ними через посредство Ватагина и быстро сошлись. Увы, Яблоновского я за эти полгода не узнал: у него летом начался какой-то процесс, по-видимому, в спинном мозгу, и у него быстро шла парализация одного органа за другим. В октябре, когда они впервые были у нас, он только хромал, а в конце января умер, причем до самих последних минут был в полном сознании, и еще за сутки до смерти продиктовал жене какую-то математическую формулу. Жена его, Евгения Павловна, очень отзывчивая, но безалаберная женщина, внушала ему, видимо, известные опасения своим неумением противостоять любому самому нахальному натиску, и за несколько дней до смерти он просил меня не оставлять ее без нашей помощи. Перед смертью он составил завещание, оставив все жене, и я, и Марина расписались на нем свидетелями. С тех пор Евгения Павловна стала часто бывать у нас, причем, однако, больше пользы было от этого не нам, а нуждающимся русским, которые обращались в общество «Филантропика Паулиста» за медицинской помощью, и которым она налаживала бесплатное лечение в госпитале. Наша же роль сводилась к предостережениям ее от неосторожных шагов и особенно от ненадежных людей. ‹…›

В марте-апреле у нас несколько раз был художник Измайлович, которого мы раньше не знали, специально для того, чтобы сделать карандашом наши портреты, которые он нам и поднес. Сделал он их очень быстро — в один сеанс каждый; мой вышел удачным, а Катин меньше. Измайлович, бывший офицер, стал серьезно учиться живописи только в эмиграции и давно жил в Бразилии; разговоры с ним были, во всяком случае, интересны.

В апреле Лихомановы пригласили нас на свадьбу их единственной дочери с бразильянцем-химиком. Религиозного брака ни они, ни родители жениха не хотели, почему все были приглашены в русский ресторан Попова, где состоялась и гражданская церемония брака перед специально приехавшим мировым судьей. Странно все это как-то было.

В конце апреля Жорж заявил нам о своем намерении жениться и вскоре после этого привез к нам свою невесту Маргариту Виейра де Соуза. Он познакомился с нею в ноябре в Кампос де Жордан, стал бывать потом у них в доме в Сан-Пауло и теперь она приняла его предложение. Маргарита с места понравилась нам всем, и эта симпатия за истекший с тех пор год только увеличилась; оказалась она девушкой разумной и трудолюбивой и гораздо более практичной, чем Жорж. По внешности она была скорее хорошенькой, но очень journalière[139] и склонной к полноте; прошла она только курс средней школы и языков не знала — словом, была типичная бразильская девушка из семьи среднего уровня. Работала она в секретариате Политехнического Института. Семья ее состояла из отца, страхового агента, в это время недурно зарабатывавшего, но без средств, и матери — веселой толстушки из образилившейся бельгийской семьи Жоли, когда-то владевшей большими участками земли около Политехникума, где, впрочем, от них осталось только воспоминание в виде «руа Жоли[140]». Кроме Маргариты у них было 4 детей: сын-химик, работающий в фирме Гудийр и три дочери: старшая, красавица, замужем за инженером — фабрикантом изделий из дерева, другая очень веселая, но внешностью ничего из себя не представляющая, и младшая — еще подросток. Семья была дружная, и Жорж вошел в нее; у нас зато близких отношений с нею не установилось; обменялись мы визитами, затем изредка виделись с ними, но это было все.

Жорж устроился на год «техником по контракту» при факультете, но так как в это время уже стало известно, что Ватагин решил вернуться в Италию, то явился вопрос, что Жоржу и его приятелям делать дальше. В это время бывшему ученику Ватагина Латтесу посчастливилось осуществить в лаборатории в Беркли материализацию электрической энергии, и так как он был первым бразильским ученым, сделавшим открытие такой важности, то его приняли при возвращении в Бразилию с триумфом и обещали создать для него особый «Centro de pesquisos» (центр исследований), в который он и пригласил троицу Жоржа, как главных своих помощников. Однако, открытие этого института, намеченное на март 1950 г., так и не состоялось. Латтесу было обещано на год 7 миллионов крузейров: 2 — федеральной казной и 5 — городом Рио де Жанейро. Однако на последние местный префект наложил вето, ибо у города на это ассигнование денег не было. Таким образом, не состоялось и назначение Жоржа, и пока что он и его товарищи остаются в Сан-Пауло. Работа в их departamento de fisica с отъездом Ватагина очень ослабела, и, хотя молодежь над кое-чем новым и работает, но во что это выльется, я не знаю.