Записки. 1917–1955

В конце разговора Ribeira da Cruz настоял, чтобы меня отвез домой его автомобиль, а когда мы уже прощались, то обратился ко мне с вопросом, действительно ли я собираюсь обратиться в суд с жалобой на газету, а затем добавил, что это дело затянется года на два, будет мне стоить недешево и хотя осуждение журналиста и несомненно, но ничего мне в конце концов не даст; статья же его будет опровергнута самой полицией. Я ответил, что подумаю, и позднее, посоветовавшись со специалистами, действительно решил жалобы не подавать. Вообще у меня создалось впечатление, что вся эта статья была инспирирована политической полицией, но когда я заявил журналисту из «Диарио да Нойте», что обращусь в суд, то это их смутило и, тогда я был приглашен в полицию. В этот же день появилось и интервью мое с сотрудником «Диарио», и тут же заявление полиции, что я не коммунист. Однако и эта статья была написана так, что мне пришлось ответить в газете на нее и по существу, и особенно по поводу одной приписанной мне фразы. Я написал, что политической деятельностью в Бразилии я не занимался, что я не коммунист, но что я русский и не забываю английской фразы «right or wrong it is my country»[136]. Фраза, на которой я остановился, касалась коммунистического лидера Карлоса Престеса, которого я якобы назвал паяцем; я объяснил, что я не писал ничего о Престесе ни хорошего, ни худого, когда он был главою признанной партии и сенатором, и считал бы недостойным себя называть его «паяцем» теперь, когда его партия запрещена и когда он сам скрывается, чтобы не быть арестованным полицией. Позднее иные находили эту фразу смелой, но я и сейчас вижу в ней только выполнение моральной обязанности.

Никаких дальнейших разговоров с полицией у меня после этого не было, но через несколько дней автомобиль одного из делегатов приехал за мадам Срезневской, которую просили дать сведения обо мне. Опрашивал ее «наш соотечественник» Клингельгофер, в присутствии Покровского. Ее спрашивали, граф ли я, был ли я членом Государственной Думы или ее приставом, не был ли я «земгусаром», есть ли у меня дочь в Москве. По-видимому, эти сведения, что я самозванец, исходили от Покровского, ибо он давно говорил об этом нескольким лицам. Так как, однако, все ответы Срезневской сошлись вполне с тем, что говорил я, то на этом все закончилось (не могла она только ничего сказать про «земгусаров», ибо это слово она даже в России никогда не слышала). Однако, в тот день, что я был приглашен в полицию, меня там видели два русских с Вилла Зелина, которых допрашивали и с которыми я поздоровался. От них пошли сведения, что я арестован, и сведения эти, по-видимому, через Аргентину, дошли даже до Франции.

Добавлю еще, что если со мною только вели «разговоры», то с более мелкой публикой церемонились меньше: у них производились обыски и их самих арестовывали. Большинство из них, однако, после допроса, а иные и без него, освобождались через несколько дней. Были так арестованы супруги Поспеловы и супруги Корневы, причем сама полиция опубликовала при их освобождении, что они не коммунисты. Из русских более известных были на долгий срок арестованы отец Ткаченко, С. Шипяков и Вера Азеведо (в это время она получила по суду «desquite»[137] — эквивалент французского «séparation des biens» и стала вновь именоваться Згуриди). Все они потом подлежали высылке, но фактически уехал один Ткаченко, получивший приход в Чехословакии; остальные остались в Бразилии под предлогом неимения средств на оплату своего проезда; возможно, что им не пожелали дать визы в другие страны. У Азеведо при этом был инцидент, расположивший многих против нее, что при обыске у нее она заявила, что все бывшие у нее издания коммунистического характера не ее, а ее дочери. Больше всего было арестов среди литовцев, причем были в числе их и такие, которых литовцы считали за представителей правых кружков. Арестованы были также двое русских, владельцы бара, очевидно по доносу, но продержали их довольно долго, ибо у одного из них нашли квитанцию посольства в пожертвовании какой-то суммы на русский Красный Крест. Оба они стали с места платить направо и налево, чтобы быть освобожденными, но это, по-видимому, только ухудшало их положение, ибо лишь увеличило число желающих поживиться на их счет. По-видимому, в связи с этими арестами стояла и ревизия отчетности нашего субкомитета, произведенная Бразильским Красным Крестом. Все оказалось в полном порядке, и придраться ни к чему не смогли.