Записки. 1917–1955

Вскоре по возвращении в Сан-Пауло до меня дошли слухи из литовских кругов, что у нашего казначея Лауренса не все должно быть в порядке с деньгами, ибо он расходует на себя больше, чем мог бы. На прямые вопросы, однако, никто мне ничего определенного не сказал; выяснилось только, что эти слухи идут уже несколько месяцев. Обратился я к Мининой, как к помощнику казначея, ведшей нашу отчетность, прося выяснить этот вопрос и, увы, через несколько дней она подтвердила, что у Лауренса есть растрата, достигающая 20 с небольшим тысяч крузейров. Сам Лауренс признал ее, объяснив, что еще в мае 1945 г., возвращаясь с нашего базара, он не то потерял, не то у него украли 8000 крузейров; после этого он затыкал эту недостачу новыми поступлениями. До того человек, как все говорили честный, он стал теперь выпивать, возможно, что под влиянием потери денег. Ревизионная комиссия после этого дважды его ревизовала, но как теперь выяснилось, ни разу не проверила наличия у Лауренса денег, а Минина не следила за тем, чтобы эти деньги сряду сдавались в банк. Когда это стало известно, я предложил всем ответственным в том, что недостача денег не была своевременно обнаружена, пополнить ее. Хотя и не всеми одинаково охотно, однако, это было выполнено, причем особенно пришлось налечь на евреев, всячески старавшихся внести поменьше. В частности председатель ревизионной комиссии Шварцбард так и не внес ничего. Главным образом, растрата была пополнена Ватагиным (наименее ответственным в ней), мною (тоже только формально ответственным) и Мининой, которая была главной ответственной, но долго не хотела внести своей доли. Внесли мы трое по 5–6 тысяч крузейров и уже когда растрата была пополнена, недели через две все было доложено общему собранию суб-комитета.

В мае в Бразилии должно было быть видно полное солнечное затмение, на которое должны были приехать группы ученых из разных стран. Наиболее разносторонне организованной была русская; богато, но ýже была обставлена североамериканская, и более скромно — французская. Русская делегация прибыла на особом пароходе — «Александр Грибоедов» — оставившем часть ее во главе с профессором Михайловым в Рио, откуда он отправился в курорт Арама в штате Минас-Жераес. Эта группа привлекала к себе наибольшее внимание в стране. Сам пароход с другой частью делегации отправился затем в Байю, где она произвела, как говорили, очень ценные наблюдения. Интересны были наблюдения и американцев, направленных в Кинтино Бокайюва в штате Минас-Жераес. В этих двух пунктах погода была благоприятна для наблюдений, тогда как в Арама и в Бебедоуро, в штате Сан-Пауло, куда были направлены французская и кажется шведская группы, лил во время затмения дождь. Наш Жорж был на эти дни прикомандирован к французской делегации в качестве переводчика и провел в Бебедоуро около двух недель. Позднее, уже в июне, все трое французских ученых — еще совсем молодые и симпатичные люди — обедали у нас. В штате Сан-Пауло организация наблюдения за затмением была поручена директору Сан-Паульской обсерватории Алипио Леме де Оливейра, как все говорят, совершенно невежественному человеку. Когда после затмения в Рио было устроено общее собрание всех делегаций для обмена своими впечатлениями, то выступил и этот «ученый», которого один из французов просто высмеял. В Сан-Пауло он пригласил к себе завтракать французских ученых, но когда они приехали, никого у него не оказалось, и обсерватория была заперта.

Два дня провели в Сан-Пауло профессор Михайлов, ботаник Шишкин и врач-бактериолог Балуев, которых сопровождал из Рио представитель ТАССа — Калугин. В первый день после беседы с корреспондентами, все ученые были в нашем Комитете, где я их приветствовал несколькими словами. Затем был коктейль у профессора Моасир Аморим, на котором было много бразильянцев. На следующий день намечалось, что ученые будут обедать у нас вместе с президиумом Комитета, но почему-то это не понравилось руководителю общества Бразиль-СССР, которые, хотя и тщетно, все сделали, чтобы расстроить этот вечер.

После коктейля был вечером доклад Михайлова и Шишкина в Муниципальной библиотеке о работе русских астрономов и ботаников за эти годы. Публики набралось очень много, но, к сожалению, доклад Шишкина был очень неудачен; он был скучен по существу и был очень плохо прочитан; кто-то перевел его на французский язык, но не успел переписать на машинке, а Шишкин, плохо говорящий по-французски и с отчаянным произношением, с трудом разбирал написанное и читал его с большими остановками. После этих докладов группа русских еще пригласила ученых попить чаю в кафе «Селекта». Перед ним Михайлов мне сказал, что впервые за свои командировки за границу он встречает такое сердечное отношение и любовь к родине, как в Сан-Пауло.