Записки. 1917–1955

В августе и сентябре пришлось нам порядочно похлопотать о В. В. Залемане. Был он единственным в Бразилии правоведом, и мы с ним аккуратно собирались пообедать вместе 5-го декабря. Странный был он человек: сын известного домовладельца-инженера, строившего в Петербурге дома, не раз обваливавшиеся, сам он был до революции человеком богатым и, быть может, поэтому, оставшись без гроша, стал до крайности бережливым. При этом жил он, однако, в каком-то мире фантазий, абсолютно ирреальном. Все время после 1945 г. помогал он своим родным, оказавшимся беженцами в Германии. Года за два до смерти получил он сравнительно недурную пенсию из страховой кассы и стал накапливать деньги, распорядиться которыми на случай смерти поручил мне. В июле 1950 г. у него сделалось небольшое кровоизлияние в мозг, которое врачи сперва точно не определили, но после которого ему лучше не стало делаться. Поместили его сперва в одной больничке, а затем в бывший Немецкий госпиталь (ныне Освальдо Круц), где он на глазах наших в течение трех месяцев слабел и умирал. Смерть наступила в ночь на 9-ое октября и на следующий день его и похоронили. Еще месяца два продлилась у меня переписка с его братом и, в общем, инструкции Виктора Викторовича я выполнил без отступлений. За время его болезни познакомились мы с приехавшим из Германии пасынком брата Виктора Викторовича — Хилинским, молодым человеком, очень развязным и довольно несимпатичным, и его хорошенькой и скромной женой-немкой. К Хилинскому перешла земля, которую купил за год до смерти Виктор Викторович.

3-го октября состоялись выборы президента республики, губернаторов и палат, как федеральных, так и всех штатов. В президенты были выставлены три главных кандидата: Жетульо Варгас, Христиано Машадо и вновь бригадир Гомес. Победил Варгас, не получивший, однако, абсолютного большинства (которого, впрочем, и не требовалось). В виду этого, сторонники Гомеса, уже когда заканчивался подсчет голосов, стали протестовать против его избрания, выставляя какие-то юридические, но весьма слабые мотивы, в чем, впрочем, успеха не имели. Выборы эти прошли спокойно, только выборы губернаторов кое-где обострили страсти. В Сан-Пауло был им выбран профессор Гарсез, сторонник Адемара де Барроса, лично, видимо, честный человек, кое в чем пресекший злоупотребления его предшественника и проявивший известное желание упорядочить ход дел, но связанный своей партийной принадлежностью. Никаких попыток покарать тех, кто так явно наворовался до него, он, во всяком случае, не сделал. В лучшем случае, если виновные и уходили, то без всякого наказания и официально не запятнанными. То же в общем надо сказать и про Варгаса, положение которого оказалось, однако, менее выгодным; его репутация в массах держалась на социальных законах, проведенных им еще в начале 30-х годов. С этими законами с тех пор, однако, свыклись, материальное положение с тех пор в общем, если и улучшилось, то не намного, и Варгас помочь массам ничем существенным больше не может, если не становиться на путь определенно социалистических реформ, которые он и не может, да видимо и не хочет проводить. Что он к ним и не стремится, видно уже из того, что министром финансов он назначил Лафера и директором Банко до Бразил банкира Жафета, представителей крупного капитала, причем действовавших (особенно Жафет) раньше, не стесняясь в методах и пользовавшихся в своих операциях прямо преступным соучастием властей. Банк Жафета в Сан-Пауло (Крузейро до Сул) нажил, например, много миллионов на спекуляциях с облигациями штата Сан-Пауло, в которых, несомненно, принимало участие и правительство Адемара де Барроса. Эти махинации должен был признать и Гарсез. Так как Дутра был лично честнее Адемара, то в Рио таких явных злоупотреблений было меньше, но и то их хватило, чтобы заполнить страницы газет в течение вот уже почти целого года.