Записки еврея

Тесть пожималъ плечами, вздыхалъ и отступалъ. Зат?мъ, мы опять жили съ нимъ мирно. Онъ не былъ злопамятенъ. Но моя женушка дулась на меня посл? каждой подобной сцены. Она боготворила своего набожнаго отца, и была уб?ждена, что не только наша семья, но весь гр?ховный городъ держится одн?ми молитвами ея отца. Я съ своей стороны подсм?ивался, и въ результат? выходили сцены. На нашемъ медовомъ горизонт?, постоянно, изъ-за суев?рій, изъ-за мелкихъ обрядностей и глуп?йшихъ обычаевъ бродили мрачныя тучки, и тучки эти, иногда, разражались ц?лыхъ потокомъ колкостей, жалобъ и упрековъ. Я въ этихъ супружескихъ стычкахъ игралъ всегда пассивную роль: больше отмалчивался, уткнувъ носъ въ ту самую книгу, изъ-за которой нер?дко возникала непріятность. Это еще больше б?сило мою супругу; бол?е же всего ей досадно было, что я, такой, повидимому, слабосильный мальчишка, не даюсь ей въ руки, отношусь къ ея уб?жденіямъ съ обидною насм?шливостью, какъ будто считая ее набитой дурой.

— Ты ему говоришь д?ло, а онъ молчитъ и ухмыляется, какъ будто Богъ-знаетъ какая умная голова, а разработать-то тебя, такъ ты и мизинца моего отца не стоишь. Вотъ что!

— Разбери, если ум?ешь, отв?чалъ я, продолжая улыбаться.

— Большая важность! Поумн?е тебя видала.

— Видала, да все-таки не разобрала.

— Уткнетъ голову въ книгу и дрыхнетъ. Иной подумалъ бы, что онъ червонцы изъ книги выколупываетъ, а онъ читаетъ какъ Ванька Таньку полюбилъ.

— Ну, да. Отчего же Ваньку Хайку не полюбилъ? Знать, Танька была умн?е Хайки.

— Тьфу на тебя и твою Таньку, закончитъ моя юная подруга жизни, и уходя такъ хлопнетъ дверью, что вс? стекла задрожатъ.

Иной разъ она пристанетъ во мн?.

— Сруликъ, пойдемъ въ гости.

— Куда?

— Къ тетк? Бас?.

— Иди сама.

— А ты отчего не хочешь?

— Мн? тамъ скучно.

— Важная ты птица! А твоя мамаша не скучна?

— Мн? она не скучна, а ты можешь и не ходить къ ней; я тебя не заставляю.

— Н?тъ, ты потому не хочешь идти со мною, что трудно разстаться съ проклятою книгою, чтобы она сгор?ла.

Я смолчу. Она надуется и уйдетъ къ тетк? Бас?, видъ которой всегда наводилъ на меня тошноту.

Это происходило въ самомъ разгар? медоваго м?сяца. Къ этимъ маленькимъ размолвкамъ я относился съ зам?чательнымъ хладнокровіемъ. Я никогда не м?шалъ моей жен? дуться сколько ей угодно. Я, впрочемъ, не злобствовалъ; заговоритъ — отв?чу такъ натурально, какъ будто между нами ничего такого не происходило; молчитъ она — молчу и я; приласкается — я не протестую, но перваго шага къ примиренію ни за что не сд?лаю. Я не зат?ваю ссоръ, значитъ, и не мое д?ло заискивать мира. Жена, казалось, очень любила меня, конечно по своему. Любила она, кажется, больше ту потребность, которая жила въ ней самой, ч?мъ мою особу. Да и что она могла любить во мн?? Тощій до чахоточности, некрасивый, молчаливый, заст?нчивый, нелюдимый, холодный, в?чно копошащійся въ ненавистныхъ ей книгахъ, — какой интересъ могъ я внушить простой женщин?, совершенно незнакомой съ нравственною или умственною физіономіею челов?ка? Ей доставляло удовольствіе, когда меня расхваливали; это было видно по счастливому выраженію ея лица, когда она мн? передавала заглазные комплименты; но мн? казалось, что она точно также обрадовалась бы, еслибы похвалили вообще какую бы то ни было изъ вещей, ей принадлежавшихъ. Это было удовлетвореніе мелкаго самолюбія — и больше ничего. Она мн? не была противна, какъ, но я темно сознавалъ уже, что любить ее, въ книжномъ смысл? слова, любить какъ друга, съ которымъ можно под?литься мыслью, помечтать, я не могъ. Всякій разъ, когда она надувалась, мн? приходило на мысль, что будь на ея м?ст? Оля или жена кабачнаго принца, то я не могъ-бы такъ равнодушно смотр?ть на надутое личико.

Между литературнымъ хламомъ нер?дко я нападалъ и на что нибудь д?льное, научное, надъ ч?мъ стоило призадуматься. Уяснивъ себ? какую-нибудь мысль, расширявшую мой умственный кругозоръ, распутавъ какое-нибудь узловатое противор?чіе, разр?шивъ трудную, по моимъ ограниченнымъ силамъ, математическую задачу, естественно хот?лось под?литься съ к?мъ-нибудь моимъ сокровищемъ. Но съ к?мъ под?литься? Въ окружающей меня сред? не было ни одной живой личности, которая донялабы меня. Въ такія-то минуты, думалось мн?, какъ былъ бы я счастливъ, еслибы моя жена была хоть сколько нибудь грамотна! Съ какимъ удовольствіемъ я читалъ-бы вм?ст? съ нею, д?лился бы съ нею моими умственными пріобр?теніями!

Въ такія минуты я ласкался къ жен? н?жн?е обыкновеннаго и заискивалъ ея взаимныхъ ласкъ и дов?рія. Она была очень довольна моей теплотою, отв?чала на мои ласки съ избыткомъ и, казалось, была совершенно счастлива. Удобный моментъ, думалъ я, и съ порывистостью своей натуры тотчасъ же приступалъ къ д?лу.

— Хайка…

— Что, Сруликъ?

— Ты любишь меня?

— Конечно, да.

— Очень?

— Еще бы! Разв? можно мужа не любить?

Безсмысленный этотъ отв?тъ обдавалъ меня холодомъ. Но я не унывалъ.

— Такъ ты меня любишь?

— Что съ тобою? Я сказала уже: да.

— Еслибы я попросилъ тебя о чемъ нибудь, ты сд?лала бы это для меня?

— Скажи, что.

— Н?тъ, отв?чай, сд?лала-бы?