Записки Флэшмена. Том 2.

И они разошлись в разные стороны, закончив, как я полагаю, самое необычное совещание в военной истории[676]. Один Бог знает, кто из них был прав. С одной стороны, Хардингу приходилось думать про всю Индию и эта ставка страшила его. С другой стороны, Пэдди был настоящим воякой — конечно, тупой, как щетка, но он знал своих людей, обстановку и чувствовал запах победы. Грудь в крестах или голова в кустах — если вам интересно мое мнение.

Но Хардинг настоял на своем и армия вновь двинулась, теперь к юго-западу, навстречу Литтлеру, развернувшись флангом к фронту сикхов; таким образом наши позиции оказались распахнутыми, как амбарная дверь, если бы хальсе пришло в голову броситься на нас. Благодаря Лалу у них из этого ничего не вышло — он не решился пойти на прорыв, хотя весь его штаб буквально волосы на головах рвал, сожалея об упущенных возможностях. Литтлер присоединился к нам неподалеку от Шукура и мы вновь повернули к северу, теперь уже с восемнадцатью тысячами и бросились на штурм Фирозшаха.

Сам я не видел битвы, так как меня разместили в хижине в деревне Мизривалла, почти в миле оттуда; там я полеживал в окружении клерков и гонцов, потягивая грог в ожидании «счета от мясника»[677]. Так что не буду перечислять вам голые факты — если интересно, можете прочитать их в официальных изданиях. Я слышал про них и видел результат — и этого мне было вполне достаточно.

Битва была отчаянной — с обеих сторон. Гаугу пришлось бросить свои силы в лоб на южный и западные укрепления сикхов, которые были наиболее сильными, к тому же солнце уже склонялось к западу. Наши парни были встречены шквалом пуль и картечи, под ними взрывались мины, но британцы все же бросились в штыки и выгнали сикхов из их лагеря и лежащей позади него деревни. Уже в сумерках зарядные погреба взлетели на воздух, повсюду разгорелись пожары и началась резня. Однако во тьме все мешалось, полки заблудились, а Гарри Смит, как всегда, на несколько миль оторвался от остальных, так что Гауг решил перестроить силы — и прозвучал отбой. Нашим ребятам, уже прибравшим было к рукам Фирозшах, пришлось покинуть город и сикхи снова заняли его, в том числе и траншеи, которые мы захватили с такими чудовищными потерями. Таким образом, мы оказались там же, где и начинали, оставшись в чистом поле в ледяную ночь, а снайперы сикхов расстреливали наши биваки. Да, тут еще Ламли, генерал-адьютант, наконец, вылез из своего кресла-качалки и бросился говорить каждому встречному, что мы должны отступать в Фирозпур. К счастью, никто на него не обратил внимания.

Мои воспоминания об этой ночи составляли смешанную картину: Фирозшах, в двух милях, напоминал настоящее адское видение — море огня под кроваво-красными облаками, причем тут и там раздавались взрывы; люди выныривали из тьмы, таща на себе раненных товарищей; длинная черная масса наших биваков на открытом пространстве и непрерывные крики и стоны бесчисленных раненных вокруг; перемазанные в крови руки, перелистывающие такие же окровавленные бумаги рядом со мной, при свете штурмового фонаря — помнится, Литтлер потерял 185 человек только лишь в первые десять минут. Непрерывный грохот нашей артиллерии и треск выстрелов сикхских снайперов; Хардинг, с которого пулей сбило шляпу, в залитом кровью мундира восклицающий: «Чарли, где сейчас Девятый полк — я дол жен проведать всех моих товарищей по войне в Испании. Говорят у них даже дамы были в казармах, а?»[678]. А рядом — капрал из Шестьдесят второго, в промокших от крови штанах. Он сидел у самого порога моей хижины, а его растрепанная жена поддерживала его голову, осторожно вытирая слезы белым чехлом его фуражки; неожиданное пение горнов и барабанная дробь — это один из полков готовился атаковать батарею сикхов; легкий драгун, с лицом, почерневшим от порохового дыма, и худой маленький бхисти[679] с ведрами в руках — и драгун кричит, мол, кто еще пойдет с ними к колодцу, поскольку Биллу нужна вода, а все чаглы[680] уже опустели; маленький германский князек, который играл на бильярде как раз тогда, когда я утюжил под столом миссис Мэдисон, просунул голову под полог и очень вежливо поинтересовался, есть ли в моих списках какой-то доктор Хоффмейстер, о котором я никогда не слышал — в списке этого доктора не было, но он все равно оказался в числе погибших; и хриплый голос, негромко распевавший в темноте:

В куртку мою вы меня заверните, в парусиновую куртку мою,
И скажите, что пал я в бою, в жарком пал я бою,
Шагом мерным и скорбным, несите, как я вам пою,
На шести крепких пиках несите, меня вы несите.
А потом закажите шесть бренди да с содой, да с содой закажите!
А потом это все вы опять повторите...