Благодарение Богу, что маленький Далип действительно хорошо держался в седле. Ему было всего семь лет, и, возможно, это был избалованный мальчишка, болтливый и к тому же страдающий поносом, но я бы поставил на него на любых национальных скачках. Он прильнул к шее лошади, шепча ей что-то на ухо в промежутках между возбужденными воплями, его длинные волосы развевались на ветру, когда он заставлял скакуна перепрыгивать через пересохшие нуллы[708]
, попадавшиеся у нас на пути. Он опередил меня на корпус лошади, а Джасса с Ахмедом неслись за мной по пятам. Мы из последних сил рвались вперед — нам оставалось проскакать лишь около мили до цели, но среди скал, торчащих впереди, не было видно и следа ничего живого. О, Боже, неужели люди Хардинга опоздали на рандеву с нами? Я дал предупредительный выстрел из своего револьвера и в ту же минуту вдруг увидел, что лошадь Далипа резко остановилась. Мгновение мне казалось, что он вылетит из седла, но, наверное, в нем было что-то и от индейца-команча, потому что, упустив уздечку, он все же удержался за гриву, а его лошадь, пошатнувшись, потом все-таки выправилась — но она охромела и теперь была лишь помехой, так что я перехватил его за пояс, выдернул из седла и бросил поперек лошади перед собой. Краешком глаза я заметил, как уланы размахивали пиками уже всего лишь в фарлонге от нас. Прогремел пистолет Джассы и вдруг впереди — о радостный вид! — из-за скал Джупиндара выскочили всадники. Два больших отряда галопом поскакали навстречу — один окружил нас, а второй разворачивался широкой дугой, чтобы отсечь наших преследователей.Никогда не видел более правильно выполненного маневра. Все пять сотен действовали как один человек — горрачарра, это было видно с первого взгляда — и летели молниями. За спиной у нас раздались крики разочарования, я пустил свою кобылу шагом и оглянулся. Уланы теснились друг к другу в полном беспорядке, запечатанные со всех сторон как кошка в корзинке этими двумя линиями иррегулярной кавалерии, приближающимися к ним с фронта, флангов и тыла. Отличная встреча при лунном свете — подумал я, ловкие же у тебя друзья, Гарднер. Маленький Далип умудрился, наконец, усесться впереди меня, хлопая в ладоши и во всю мочь издавая приветственные крики, а Джасса с Ахмед так же натянули поводья, остановившись поблизости.
Откуда-то сверху впереди нас донесся громкий клич, и я заметил у самого устья узкого прохода в скалах небольшую группу всадников в кольчугах с цветными значками на пиках; над ними развевался штандарт, а впереди всех возвышался огромный старый вояка в остроконечном шлеме и стальной кирасе, который поднял руку и проревел приветствие.
— Салам, махараджа! Салам, Флэшмен-багатур! Сат-сри-акал![709]
Его спутники подхватили крик и тронулись нам навстречу, но я смотрел только на вожака, ухмыляющегося во всю ширь своей грубой физиономии, окаймленной седыми бакенбардами, который ловко сидел на пони, хотя опирался о стремя лишь одной ногой; другая же, обмотанная бинтами, висела на шелковой лямке, закрепленной на луке его седла.
— Рад снова видеть тебя, Истребитель афганцев! — воскликнул Гулаб Сингх.
Гарднер сказал, что нас встретят «надежные люди» и как самый настоящий простак, я бездумно ему поверил. Видите ли, он проявил себя таким честным белым человеком, и я привык видеть в нем преданного союзника и друга — ну конечно, он же дважды спас мне жизнь — что я просто не подумал, что в запутанной паутине пенджабской политики он может быть предан кому-нибудь другому. Да, он обвел меня вокруг пальца — а заодно и Хардинга с Лоуренсом; мы вытащили Далипа из Лахора, но только для того, чтобы он оказался в руках этого старого бандита с бакенбардами, который сейчас ухмылялся мне, сидя по другую сторону костра.
— Не думай плохо о Гурдана-Хане, — сказал он примирительно, — он не предавал тебя — или Малки-лата; скорее, он сослужил тебе добрую службу.
— Посмотрю, как мне удастся убедить в этом сэра Генри! — заметил я. — После всего, что он говорил о двуличных обманщиках-американцах...