Записки Флэшмена. Том 2.

— Нет-нет! Только подумай: Май Джиндан, вполне оправданно беспокоящаяся за безопасность своего сына, хочет отдать его под защиту британцам — хорошо! Ради нее Гурдана-Хан провернул все дело с твоими друзьями — очень хорошо! Но затем, как мой друг и агент, он подумал, что ребенку будет даже лучше, если... я присмотрю за ним сам. Почему? Потому что, если хальса пронюхает, что их король находится в руках британцев, они сразу же заподозрят предательство — ага, они могут даже перерезать Май Джиндан ее нежное горлышко — и завести нового махараджу, который будет вести эту истребительную войну еще долгие годы. — Он покачал своей лохматой головой. — Но теперь, когда они узнают, что я, их любимый Гулаб, присматриваю за ребенком, они не подумают ничего плохого. С чего бы — ведь недавно они предлагали мне трон, а после — пост визиря и командование хальсой, так что не знаю почему, но они сильно меня уважают! Но у меня нет таких уж высоких амбиций — чтобы стать королем в Лахоре и найти столь же быструю погибель, как Джавахир и прочие счастливые обладатели этого змеиного трона? Только не я, друг мой! Мне хватит Кашмира — британцы утвердят меня здесь, но в Лахор — нет, никогда...

— Думаешь британцы захотят — после этого? Ты использовал нас, а Гарднер направлял и подыгрывал тебе...

— Ну и что в этом плохого? Дитя со мной в полной безопасности — словно у материнской груди — даже еще в большей безопасности, клянусь Богом, ведь здесь не так шумно — а когда эта война закончится, я буду иметь честь прямо за ручку привести его к Малки-лату! — прокаркал этот старый негодяй. — Подумай только о доброй славе, которую я заслужу! Я докажу свою преданность моему махарадже и британцам!

То есть я с риском для жизни пробирался в цитадель Лахора, конспирировал и похищал ребенка, во весь дух бежал от уланов хальсы — и все это для того, чтобы этот старый мерзавец сорвал аплодисменты в последнем акте.

— Какого черта Гарднер нас во все это впутал? Неужели он не мог сам увезти мальчишку?

— Май Джиндан никогда бы не позволила этого. Она мне не доверяет, — ответил Гулаб с самым невинным видом пожимая плечами. — Только Флэшмен-багатуру могла она доверить своего драгоценного невинного агнца — ах, вот что значит быть молодым, прямодушным, здоровым и... к тому же британцем! — он одобрительно подмигнул мне, затрясшись от смеха, и подлил мне в стакан бренди. — Твое здоровье, солдат! Помнишь, мы стояли плечо к плечу — ты и я, а вокруг пела холодная сталь! Ты же не лишишь старого Гулаба возможности помочь тебе!

Все это было болтовней — за исключением одной вещи. Прежде всего, у меня не было выбора, а Далип был единственным махараджей, устраивающим все партии — так что в руки старого Гулаба пришла козырная карта. Он несколько месяцев вел переговоры с нами и, одновременно, сохранял свои высокие ставки у хальсы, а теперь, когда обстановка явно начала складываться в нашу пользу, он сделал так, чтобы обеспечить себе возможность диктовать собственные условия. Хардингу же останется только проглотить все это и при том выглядеть довольным — впрочем, почему бы и нет? С Далипом и Джиндан в Лахоре и Гулабом — в Кашмире, северо-западная граница будет в безопасности как никогда.

— Это продлится всего один день — максимум, два, — продолжал он. — А затем я отвезу махараджу Далипа и передам его в руки Сиркара. Ага, Флэшмен, война закончена. Хальса куплена и продана, причем не только Тедж Сингхом. Хальса думает, что на своих позициях в Собраоне она в полной безопасности, потому что даже Джанги-лат вряд ли решится атаковать их там, даже если достанет где-нибудь большие пушки — они все еще мечтают об атаке на Дели! — Он наклонился ко мне, усмехаясь, как сытый толстый тигр. — А ведь прямо сейчас планы этих их прекрасных укреплений уже находятся по дороге к Гаугу Белой Куртке — ага, уже завтра ваши инженеры будут знать все о каждой траншее и про каждую башню, о каждом укреплении и каждой пушке — в той самой прекрасной ловушке, которую хальса сама себе приготовила в излучине реки! Их крепость? Да скорее это — их гроб! Потому что ни один из них не уйдет... и от хальсы ничего не останется, кроме недоброй памяти! — Гулаб снова наполнил свою чашу, выпил и облизал губы — этакий мистер Пиквик в пуггари, благосклонно качающий мне головой. — Это — мой подарок вашему правительству, багатур! Полагаю, этого достаточно, как ты думаешь? Оставит ли оно после этого мне Кашмир[710]?

Вот это да — предательство стало таким сложным и бесстыдным, что превратилось в государственное дело! Если бы фортуна изменила нам при Мудки или Фирозшахе, этот гениальный старый варвар был бы сейчас душой и сердцем вместе с хальсой, и, несомненно, вел бы ее на Дели. А поскольку этого не случилось, он теперь приветствовал их гибель — и снова к своей пользе, как настоящий жестокий дикарь. Я всегда мечтал о возможности представить его когда-нибудь Отто Бисмарку; из них бы вышла отличная парочка.