Он подъехал ближе, вглядываясь внимательнее обычного — и тут, с дрожью ужаса я вдруг понял, что курточка Далипа была частью его церемониального убранства, вся расшитая золотом — вот что додумалась упаковать нам в дорогу эта безмозглая Мангла — так что даже в неверном вечернем свете становилось ясно, что ее владелец вряд ли похож на мальчишку, которого обычно можно встретить в компании троих разбойников с пограничья.
— Говоришь, сын твоего хозяина? Дай-ка мне на него взглянуть! — офицер развернул свою лошадь, а рука его потянулась к седельной кобуре — и тут мы, все трое, рванулись как один человек.
Джасса извернулся на седле и схватил за поводья лошадь Далипа, в то время как я изо всех сил хлестнул ее по крупу, а Ахмед-Шах привстал на стременах и бросился на подъезжающего сикха, вышибая того из седла. Затем мы помчались прочь через майдан, Далип и Джасса впереди, мы с Ахмед-Ханом следом, а запасные лошади скакали рядом. Из темноты прогремел выстрел и Далип завизжал от восторга, выдергивая свой повод из руки Джассы.
— Я могу и сам править, парень! Отпусти меня! Ай-и, шабаш, шабаш!
Делать больше было нечего, поскольку теперь нас наверняка заметили, так что я вытянул свой компас и заорал Джассе, чтобы тот сменил курс чуть влево, считая все же, что ничего особо страшного пока не случилось. У нас лошади были свежие, в то время как горрачарра провела в седлах уже целый день, а для того, чтобы посадить на коней и отправить за нами погоню из города (даже если бы кто-то посчитал это необходимым), потребовалась бы масса времени. Между тем сгущались ночные сумерки и вполне возможно было, что прежде чем что-либо предпринять, в городе постараются проверить, не пропал ли ребенок в какой-нибудь богатой семье, поскольку я был уверен, что офицер принял нас за обыкновенных похитителей — он никогда бы не рискнул стрелять в нас, если бы знал, кем был мальчишка на самом деле. И даже, если бы вдруг выяснилось, что сбежал сам махараджа — ну что же, к тому времени мы были бы уже за рекой и далеко отсюда.
После первой пары миль я дал команду остановиться, чтобы потуже затянуть подпруги, перекусить и проверить, насколько верно я выбрал путь, а затем мы снова двинулись вперед, но уже гораздо медленнее. К этому времени стало совсем темно и хотя мы могли бы еще скакать рысью по дороге, все же не рисковали двигаться более, чем быстрым шагом по пересеченной местности. Луна должна была подняться не ранее, чем через шесть-семь часов, так что мы могли быть уверены, что темнота еще долго будет на нашей стороне, так что чем дальше, тем меньше была вероятность того, что преследователям удастся найти нас. Между тем, мы все больше забирали к юго-востоку, причем Далип дремал прямо в седле, опершись о мою руку — поскольку от испуга и из-за перенесенных эмоций он был почти без сил, его уже ни капли не волновало, что вместо колыбельной Манглы его убаюкивает мелодия «Тома Боулинга»[706]
, которую я насвистывал.— Солдаты так и спят? — зевнул он. — Тогда ты должен разбудить меня, когда настанет моя очередь нести караул, чтобы ты мог отдохнуть...
Это был мучительный путь, и холодный к тому же — час за часом в морозной тьме, но, по крайней мере, пока все проходило спокойно и после того, как за нами осталось добрых двадцать миль, я уверился, что погони уже не будет. Около полуночи мы остановились, чтобы напоить лошадей у маленького ручейка и немного разогреть наши затекшие руки и ноги; теперь над доабом разливался прекрасный звездный свет и я как раз сказал Джассе, что нам удалось замести следы, как Ахмед-Хан позвал нас.
Он присел на корточки под сосной, положил саблю прямо на землю у дороги и держал палец на самом лезвии. Я насторожился, поскольку уже знал этот старый трюк, от джентльмена Джима Скиннера на Гандамакской дороге. И точно, спустя мгновение Ахмед угрюмо покачал головой.
— Всадники, хузур. Двадцать, а то и тридцать человек, скачут на юг. Они едва ли в пяти косах позади нас.