Записки Флэшмена. Том 2.

Впрочем, угощение и напитки возымели свой эффект: страхи мои испарились, и я начал испытывать наслаждение от этих шикарных удобств. Когда Бловиц заглотил последнюю порцию marron glace[869] и с трудом поднялся из-за стола, натужно возводя хвалу шеф-повару, мы, прежде чем пойти каждый своим путем, вышли на небольшую наблюдательную платформу, покурить. Он сообщил мне номер купе, занимаемого мадам в вагоне для дам, и с многозначительной усмешкой присовокупил, что, похоже, номер 151 до утра останется в безраздельном его пользовании.

— Вряд ли вы соизволите присоединиться к экскурсии по Страсбургу, в который мы прибудем в пять часов пополуночи, — съехидничал журналист. — О, я-то приму участие — что еще остается для le pauvre Blowitz[870], да и все равно волнение не даст мне уснуть! Ах, друг мой, какое путешествие! Даже не верится! Страсбург, Вена, Будапешт, Бухарест... Мы минуем их все, эти жемчужины Европы, чтобы в итоге увидеть Босфор, Золотой Рог! Не стоит ли мне предложить вам проделать весь путь целиком? Но нет. Наверное, к лучшему, что вы сойдете вместе с ее высочеством в Вене — только ближайшие доверенные Нажельмакера знают о ее присутствии, но вряд ли удастся хранить секрет после того, как присоединятся другие леди, а нам ведь слухи ни к чему, да? — Блов приставил палец к раскрасневшемуся от выпивки носу. — Мальчик мой, желаю вам приятного приключения... Ах, еще одно: выдавая нашу маленькую тайну, не называйте Каприз по имени — оно должно остаться конфиденциальным навеки. Ну а теперь дайте вас обнять! — И он притиснул меня к себе настолько близко, насколько дозволял похожий на бочонок живот. — Мы еще свидимся до Вены. A bientot[871]!

И он жизнерадостно потопал в салон, я же докуривал сигару, наблюдая за темными лесами и полосками полей, проносящимися мимо на скорости тридцать миль в час. Затем я неспешно проследовал через салон, где Бловиц и остальные явно намеревались славно покутить — судя по гомону и смеху, веселье вряд ли закончится до утра. В нашем купе служащие застилали кровати, расположенные одна над другой, как на корабле. Возможно, Бловиц или Нажельмакер предупредил их отворачивать носы, но ни один из лакеев даже не глянул, когда я вышел в тамбур, отделяющий наш вагон от дамского, и оказался в длинном пустом коридоре, тянувшемся вдоль дверей незанятых купе вплоть до перехода в передний багажный вагон.

Здесь было гораздо тише, слышался только перестук колес да поскрипывание сцепок. Номер на ближайшей двери дал понять, что апартаменты мадам расположены в дальнем конце, и я задержался под тусклой лампой, освещающей незанятый стул проводника, обмозговывая тактику. Ситуация, как понимаете, была в новинку даже для такого стреляного воробья, как ваш покорный слуга: как подкатить к гордой красотке, каковая, возможно, и готова пуститься с тобой вскачь в обмен на информацию, но которую ты никогда не встречал прежде? В конечном счете, вопрос этикета, но я никак не мог припомнить аналогичного случая. Можно пожаловать к ней на манер благородного рыцаря, исполненного куртуазности и благородства Флэши, и позволить ей изобразить (?) добровольную сдачу, тем самым уважая условности и продлевая забаву. Или завалить с вальяжным: «Здрасьте, мадам, хорошая погодка, не правда ли? Ну-ка, раздевайтесь!» — Вариант, отлично сработавший с маленькой герцогиней Ирмой... Впрочем, с ней мы не были совсем незнакомы, повстречавшись на собственной нашей свадьбе. Припоминая высокомерную мину и царственную осанку принцессы, я подозревал, что убедить ее добром окажется довольно нудным занятием, с другой стороны, дама слишком крупна, чтобы использовать грубый напор, да еще в ограниченном пространстве спального купе... Да уж, дилемма. Чем больше я размышлял, тем сильнее распалялся, поэтому, решив сыграть как карта ляжет, проследовал по раскачивающемуся коридору и постучал в ореховую дверь.

— Wer ist es[872]? — раздается женский голос.

Зная немецкий в пределах, значительно превышающих словарный запас среднестатистического иностранца, я отвечаю, что это Флэшмен, ein Englander und ein Edelman[873], а также приятель Бловица. Тут в купе поднимается суета, следует быстрый обмен приглушенными репликами, резкий грохот упавшей посуды, строгая выволочка на каком-то среднеевропейском языке. Наконец, из купе появляется смазливая веселушка-служаночка с подносом, уставленным тарелками. Девушка уже вышла, когда из-за двери вдруг высовывается унизанная перстнями рука и ловко хватает с подноса бутылку. Дверь захлопывается, горничная, хихикнув, украдкой бросает на меня взгляд и скрывается в соседнем купе. Подумав, что это все служит добрым предзнаменованием, я слышу, как голос, недавно задававший выволочку, начал было произносить «Herein!», но тут же поправился: «Войдите!» Что я и сделал, узрев пред собой Ее В Высшей Степени Королевское Высочество Принцессу Кральту при полном параде, со знаками царственного достоинства и в великолепной соболиной мантии, ниспадающей до самого пола.