Моя жена рвалась на баррикады к Гайдару. Мы находились в пансионате под Майкопом. Стоял душный вечер 3 октября 1993 года. Долететь от телевизора до Егора у Моссовета можно было только на крыльях. Вера явно осуждала мою нерешительность, сама уже встав на крыло. Мы смогли вылететь из Краснодара в Москву только на следующий день. Явившись вечером к В.Ф. Шумейко, тогда первому вице-премьеру, я спросил, что делать. Он усмехнулся и сказал в своей директорско-заводской манере (так “по-свойски” разговаривают с доверенными бригадирами, мастерами и профсоюзными активистами). “Ну вот, опять ты! Культуры нет, а министр культуры есть”. И сменил короткий смешок на более энергичный, будто рассказал хороший анекдот.
“— Возвращайся в отпуск. Здесь уже все нормально. Вот только Белый дом надо отремонтировать”.
В.Ф. Шумейко отвечал за социальную сферу, в том числе и за культуру. Но ни он, ни другие вице-премьеры, которых сменилось на моем министерском веку шестеро, в наши дела не вмешивались, разве что иногда помогали нищенскими бюджетными вливаниями. Однажды, явно по неопытности, в начале своей работы, Шумейко задумал придать певице Надежде Бабкиной статус “национального достояния”. Но тут уж воспротивился я, и идея благополучно заглохла, к вящему удовольствию Людмилы Георгиевны Зыкиной.
Такие дела, все нормально, немного постреляли, немножко поубивали. А. Собчак вместе с О. Румянцевым садятся за проект новой российской конституции, где вся полнота власти передается президенту и учреждается Государственная дума.
Вот только Белый дом надо отремонтировать.
Что это было — рассудит история. Я утверждаю только то, чему сам был свидетель. В начале октября правительство отправило меня во главе небольшой делегации на празднование 200-летия Краснодара. Думаю, что ранг федерального участия был демонстративно снижен Ельциным. На юге действительно назрел мятеж, и уже делились правительственные портфели. Когда я зачитывал приветствие президента, из зала кричали: “Вы от кого — от Ельцина или Руцкого?!” Местная власть демонстративно задвигала нашу делегацию на обочину. Имена Р. Хасбулатова и А.В. Руцкого звучали как признанные и легитимные. Белый дом постепенно становился не только центром сопротивления, но и новой властью, к которой чутко прислушивалась прокоммунистическая провинция.
Отпуск длился недолго. Сначала в Сочи позвонил все тот же Шумейко и сообщил, что совет движения “Выбор России” ставит меня в Рязани первым номером в федеральный список на думские выборы. Я никогда не был в Рязани, кто меня там знает? “Неважно, — весело парировал Шумейко, — культуры нет, а министр культуры есть!”. Я не только возражал, но и был вынужден горько задуматься о своей дальнейшей политической судьбе. Через день звонит Егор Тимурович. “Мы передумали. Конечно, Вам не резон Рязань, хоть там и Есенин, лучше — Ясная Поляна, Толстой, Тула, согласны?”. “Но я и в Туле, к своему стыду, никогда в жизни не был”. — “Надо, — твердо ответил Гайдар. — Помогут наши активисты”.
С неприличным черноморским загаром я предстал перед небольшой кучкой бледнолицых тульских демократов, которые, разумеется, имели свои виды на думские кресла и встретили наглого варяга довольно мрачно. Но актив Бурбулиса и Гайдара работал на местах действительно на совесть. В течение четырех недель я объездил всю область с выступлениями. Моими доверенными лицами были Михаил Ульянов, Олег Ефремов, Мстислав Ростропович. Их имена и тексты украшали предвыборные листовки. В результате “Выбор России” провел в Думу от Тулы двух депутатов, слегка, впрочем, проиграв только что явившейся на политической арене партии Жириновского.
По думскому залу в причудливых, почти цирковых одеждах изящно двигался депутат ЛДПР Марычев, то ли шут, то ли полуюродивый. Его речёвки создавали атмосферу балагана. Это была несомненная антреприза Жириновского, его низовая народная тема, в отличие от собственного пылкого трибунного бреда. Жалко Марычева, он помер, сыграв свою партию, и театра в нашем бесцветном парламенте стало гораздо меньше.
Баллотируясь в Думу, я не вступал в партию “Демократический выбор России”, да мне, честно говоря, это и не предлагали. Речь тогда шла о демократической парламентской фракции, а не о партийном строительстве.
Так или иначе, но мое депутатство оказалось полезным прежде всего “Ясной Поляне”. Она наконец-то перешла из рук областных чиновников к Толстым, прямым наследникам Льва Николаевича. Молодой журналист Владимир Толстой, пройдя стажировку в музейном департаменте Минкультуры, стал отличным директором великой усадьбы.
Будучи выбран от Тулы и во второй состав Думы, я отказался по просьбе В.С. Черномырдина от депутатства, ибо по Конституции не мог совмещать с ним пост министра. В первом думском сроке такое совмещение разрешалось законом.