Медноволосая Инга Петкевич, красавица и умница, писала талантливую прозу и была женой Андрея Битова. Я принялся слегка ухаживать за ней, тем более, что, по счастью, она не видела “Идиота” у Товстоногова, и мы вдвоем отправились на спектакль. Так я впервые увидел на сцене Смоктуновского, про которого несколько дней спустя Ольга Федоровна Берггольц сказала мне, что не любит этой роли. “Он играет не Мышкина, а болезнь”. Тем не менее вечер в театре на Фонтанке (благодаря не только И.С., но и И.П.) навсегда остался в моей благодарной памяти.
* * *
Через многие годы, уже в Москве, Иннокентий Михайлович Смоктуновский оказался моим соседом в доме на Суворовском бульваре. Его квартира была под моей, и иногда он мечтательно путал этажи. Возникая у нас, он никогда не признавался в ошибке и вынужден был мило беседовать со мной, просматривая книги в библиотеке. Смоктуновский не любил своего “Гамлета” у Козинцева, а я как раз восторженно написал о нем, и маститый шекспировед А.А. Аникст напечатал статью в своем шекспировском ежегоднике. Ни слова одобрения от Гамлета я не удостоился. Он замечательно и загадочно улыбался, а потом вдруг исчез этажом ниже, как тень своего отца.
* * *
Вячеслав Всеволодович Иванов рассказывал, как в одну из литературных встреч на квартире у Горького, в присутствии Сталина, А.М. указал на Л.М. Леонова: “Вот кто отвечает сегодня за будущее нашей литературы”. Сталин внимательно посмотрел на “преемника”. Умный Леонов почувствовал страшную опасность, и это чувство уже не покидало его. Он стал предельно осторожен, уходя внутрь, тщательно приспосабливая свой дар к внешним обстоятельствам.
* * *
Жара в Москве и окрестностях 38 градусов. Лежу с книгой под вентилятором. Когда еще будет возможность перечитать Розанова, “Анну Каренину”, письма Ю.М. Лотмана, дневники И.А. Бунина. Боже мой, как же хочется жить после ужаса смерти, которым пронзен насквозь стареющий Бунин! А ведь правда, думать о смерти – самое главное в зрелой жизни. Но при этом искать смысл и радость, без отчаяния и бегства. И без надежды, что Спаситель все за нас решит и сделает.
* * *
“Я мысль о смерти сделаю настольной,
Как лампа, – без которой не могу”.
(Татьяна Бек)
* * *
Санду. Разве павшие на войне – это лучшая часть войск?
Кэлин. Конечно же – лучшая часть… В бою всегда лучшие падают первыми – в этом счастье для них и трагедия для оставшихся.
(Из пьесы Иона Друце “Святая святых”)
* * *
В 1959 году я вплотную познакомился с зерноуборочным прицепным комбайном с шестиметровым захватом жатки. На жатке висели два подборщика, которые то и дело вгрызались в землю, и тогда приходилось останавливаться для мелкого ремонта.
Уборка была раздельной. Для тех, кто не в курсе, поясняю: сначала срезанные колосья укладывают в валки, где они, по идее, дозревают, а затем мы их подбираем и молотим. Трактор “Сталинец-6” таскает нас по жнивью.
Комбайном руководил студент IV курса юрфака МГУ Анатолий Попоудин. Я, третьекурсник, был у него помощником. Стояла холодная северо-казахстанская осень. Сам Беляев, тогдашний хозяин Казахстана, распорядился выдавать студентам, как на фронте, по сто граммов водки, которую развозили вместе с обеденной кашей. Шла очередная
Но зато романтики было хоть отбавляй. Жили в вагончиках, отапливались соляркой. Я спал в телогрейке и зимней шапке. Когда шли дожди, в поле не выходили, и тогда звучала гитара, и можно было разжиться на центральной усадьбе совхоза “Томанский” дешевым крепленым вином. В “Казахстанской правде” на первой полосе появилась фотография, где мы с Попоудиным позируем на своем “РСМ-48”. В подписи под снимком говорилось о нашем замечательном ударном труде. Толя уже отслужил в армии и работал на целине комбайнером в прошлом году. Для меня же все было внове. Надо честно признаться, что мы не столько работали, сколько чинились. Для раздельного (а не прямого) комбайнирования северо-казахстанская область не годилась: неровная бугристая почва, ранние заморозки. Но зато копнильщицами у нас в бригаде были замечательные девочки из московского медучилища, которые мерзли, всем телом прижимаясь к нам, в полевых вагончиках. Эх, славное было время!
* * *
И такие письма приходили в журнал “Юность”:
* * *
Дорогие товарищи!
Недавно прошел по экранам страны фильм Хуциева “Июльский дождь”.
В “Советской культуре” от 29/V-67 г. некий Юренев разгромил в пух и прах этот фильм. А вот некий Сидоров в “Юности” № 9, 1967 г. расхвалил ту же картину в пух и прах. Но ведь не может быть юреневской и сидоровской правд! Правда должна быть одна, черт возьми! Сами знаете какая! Иначе, какая же это правда?