Записки из страны Нигде

Ненавистный и упрямый,
И подобный обезьяне,
Из чудесной оболочки
Он спустился в мир страданий.

И в таком перерожденье

Был удел его печальный;
Позабыл он, заблуждаясь,
Образ свой первоначальный.

Словно лебедь, потерявший

На пути родную стаю,
Горько плача, говорил он:
«Я тоскую, я страдаю!

Потеряв свою дружину,

Я плачусь за преступленья,
Но когда же я достигну
Искупления и прощения!

И для странника земного

Скоро ль кончатся дороги,
Чтоб вернуться просветленным
В те небесные чертоги!..»

В первую очередь ритмически – но и настроением, и даже в какой-то мере сюжетом, оно полностью дублирует знаменитое стихотворение Николая Гумилева:

Он поклялся в строгом храме
Перед статуей Мадонны,
Что он будет верен даме,
Той, чьи взоры непреклонны.

И забыл о тайном браке,

Всюду ласки расточая,
Ночью был зарезан в драке
И пришел к преддверьям рая.

«Ты ль в Моем не клялся храме, —

Прозвучала речь Мадонны, —
Что ты будешь верен даме,
Той, чьи взоры непреклонны?

Отойди, не эти жатвы

Собирает Царь Небесный.
Кто нарушил слово клятвы,
Гибнет, Богу неизвестный».

Но, печальный и упрямый,

Он припал к ногам Мадонны:
«Я нигде не встретил дамы,
Той, чьи взоры непреклонны».

Причем отношения между беспутным гулякой и Мадонной, которая к нему почему-то благоволит, и буйным Сунь У-куном и бодисатвой Гуаньинь, абсолютно одинаковые. Одинаковы их нарушенные обеты, их оправдания, снисходительность (подчас чрезмерная) милосердной Женственности к обезьяну/гуляке… Нет, это не случайное сходство. Я бы его не заметила, если бы не совпадение ритма. Но стихи и звучат одинаково, и смысловое их наполнение тоже одинаковое.

А вот теперь вопрос: почему.

Зачем при переводе старинного классического произведения китайской литературы «тайно» пародировать образцы европейской поэзии? Слово «тайно» беру в кавычки – потому что это проделано как раз довольно явно, я просто не все скрытые цитаты и пародии считываю, поскольку поэзию знаю все-таки плоховато. Кстати, посмотрела, кто ответственен за переводы стихов: общая редакция стихотворных переводов – А.Адалис, а Адалис – питомица Брюсова, а Брюсов, как бы мы сейчас сказали, был тот еще постмодернист, увлекался в первую очередь формой и был знаток разных стихотворных размеров, редких, старинных и так далее. Все отмечали, что он холодноват, рассудочен. Адалис, конечно, не могла не знать и не ценить в поэзии способность нести яркую смысловую нагрузку именно через форму.

И еще одно, этот прием не уникален. Еще в детстве я умирала со смеху, читая эпизод из «Крокодила» К.И. Чуковского, написанный пафосным слогом, полностью повторяющим размер и стиль «Мцыри»:

- Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя,
 Я столько горя видел там,
Что даже ты, Гиппопотам,
 И то завыл бы, как щенок,
Когда б его увидеть мог.
Там наши братья, как в аду –
 В Зоологическом саду.
О, этот сад, ужасный сад!
 Его забыть я был бы рад.
Там под бичами сторожей
Немало мучится зверей,
 Они стенают, и зовут,
 И цепи тяжкие грызут,
Но им не вырваться сюда
 Из тесных клеток никогда.

Сравните:

Я мало жил, и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог.
Я знал одной лишь думы власть,
Одну — но пламенную страсть:
Она, как червь, во мне жила,
Изгрызла душу и сожгла.
Она мечты мои звала
От келий душных и молитв
В тот чудный мир тревог и битв,
Где в тучах прячутся скалы,
Где люди вольны, как орлы.