Записки из «Веселой пиявки»

Ну а последнее звено в пищевой цепочке — конечно же мы, люди. Нас нынче почти никто не ест, а мы едим всех! Ура! А с особенным усердием режем себе подобных, хотя в пищу их, за редким исключением, не употребляем. Но тут к Творцу претензий быть не может: Он же одарил нас, как утверждают богословы, свободой воли. И вот, пользуясь этим даром, верующие всех полов и конфессий пустились во все тяжкие: язычники усердно уничтожали христиан, христиане — язычников, а покончив с ними, правильные христиане стали уничтожать неправильных, правильные мусульмане — неправильных, и все они дружно — евреев. Одно слово — свобода воли. И что, за всем этим приглядывает Бог? Тогда зачем к Нему обращаться? Грехи и раскаяние, милосердие и жестокость — это наше, человеческое. И вера рождена человеком, и великий след от нее в нашей истории, в нашей жизни — страшен и прекрасен. Куда ж мы денемся от крови и темного невежества — и от сверкающих взлетов мудрости, самоотвержения, поэзии, музыки, живописи, архитектуры. Всё она, вера... Вот и я, в безверии живущий, открываю наугад Псалтирь, или Екклезиаста, или Иова — и... Завораживает. Рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями... Да что там я — три века назад, вчитавшись в это чудо Ветхого Завета, вполне себе православный и доброго дворянского рода капитан-поручик Александр Артемьевич Возницын призадумался, увлекся духовными беседами с ученым иудеем Борухом Лейбовым и впал в жидовствующую прелесть, отверг новозаветного Спасителя. Донесла на капитана его жена Елена Ивановна — надо же, полная тезка моей, — не перенесла ее православная душа такого безобразия, стукнула в Московскую синодальную канцелярию. И после должного расследования, по решению Сената и повелению императрицы Анны Иоанновны, сожгли капитана вместе с соблазнившим его Борухом. И ведь знал Александр Артемьевич, что ждет его!

Ах, какие над Невой яркие зарницы!
Редкий звон колоколов тяжек и остер.
Погоди-ка, погляди, капитан Возницын:
Сруб высокий — для тебя сложенный костер.
«Колот шпагой, пулями в двух местах прострелен,
И горел я, и тонул — долгий разговор...
А того не ведал, что жребий уж отмерен:
Пытка, сруб, да палачи — да Гостинный Двор...» —

такую печальную балладу про капитана сочинил мой старый друг Даня Клугер. Эх, красота погибельная. Не Ты ли вылил меня, как молоко, и, как творог, сгустил меня, кожею и плотию одел меня, костями и жилами скрепил меня... и попечение Твое хранило дух мой... Оставь, отступи от меня, чтобы я немного ободрился, прежде нежели отойду, — и уже не возвращусь, — в страну тьмы и сени смертной... где нет устройства...

Ах, как это правильно, нет там ну никакого устройства, ничего там нет, вот так и Эйнштейн считает...

Славное дело — вера. Чего не скажу о религии во всех ее золоченых ризах, прикрывающих немало грязи и абсурда. Вот из недалекого нашего, родного: не так уж давно Патриарх Русской православной церкви, глазом не моргнув, назначил покровителем российских атомщиков-ядерщиков преподобного Серафима Саровского (ну да, ведь «Арзамас-16», где выпекают нашу ядерную мощь, расположился аккурат в мордовском городе Сарове). Не насмешка ли над святым, который был славен как раз человеколюбием и простил бандюганов, напавших на него с топором?