Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

– Кто, я? – ответил он.

Мой вопрос явно застал его врасплох. Полчаса он не издавал ни звука, но затем стоны потихоньку возобновились. Как будто я уселся смотреть женский теннис. Раньше, насколько мне известно, все теннисисты тоже немножко охали и кряхтели. Но теперь, когда по телику транслируют теннис, я должен приглушать звук. Дамы стонут там нарочно, а это вещь заразная: и мужчины стонут все больше.

А между тем у меня возникла проблема: стоит мне услышать малейший стон, как я начинаю испытывать к Кёйперу огромное отвращение. И не только к нему, но и ко всем прочим обитателям нашей богадельни. А что хуже всего, и к себе самому. Как мне от этого избавиться? Я изложил проблему Эверту. Он предлагает на каждое кряхтенье реагировать еще большим кряхтеньем, это должно помочь. Несколько часов он проверял свою теорию на практике. Кряхтуны смотрели на Эверта удивленно и справлялись о его здоровье.

воскресенье 7 апреля

Из отделения для слабоумных, где оставили дверь открытой, ускользнул господин Схафт. Оказавшись у нас за кофейным столом, он с гордостью показывал всем свой новый браслетик. Подарок от тещи, уверял он. На браслете была надпись: “Не реанимируйте меня”.

– Вы знаете, что это значит? – сочувственно спросила Эфье.

Нет, этого он не знает. Он думает, что это как-то относится к женщинам.

– Вы имеете в виду сестер из реанимации?

– Да, что-то вроде.

Я спросил его, точно ли он помнит, что получил браслет в подарок от тещи.

Тут он расхохотался, и хохот перешел в приступ кашля, и он едва не задохнулся. Кашель привлек внимание сестер, и они уволокли Схафта в закрытое отделение, так что мы все еще не знаем, кто осчастливил его браслетиком.

Эверт с каменным лицом заявил, что это он, Эверт, торгует браслетиками и что я как-то заказывал у него один такой экземпляр. При этом он как-то странно на меня посмотрел. Это была шутка, но вовсе не шутка. Думаю, он раздобыл бы его для меня.

Впрочем, я как-нибудь всерьез займусь законностью такого браслетика. А заодно и законностью заявок на эвтаназию, подписанных невменяемыми людьми, ведь это тоже большая проблема. Хотя об этом почти не говорится вслух.

– Говорить об эвтаназии строго запрещено, – торжественно и вызывающе произнес Граме по поводу браслетика. Собеседники заерзали на своих стульях и долго сосредоточенно помешивали кофе в своих чашках.

– В данной компании самоубийства не поощряются, – отрезал Эверт, отхлебнув кофе.

понедельник 8 апреля

Весна: каждый, кто может самостоятельно передвигаться, вчера ходил гулять. Хотя бы до скамейки у парадного входа. Четверо из жильцов вполне комфортно расположились на ней, чтобы поболтать о хорошей погоде, как вдруг совершенно посторонний пожилой господин занял свободное пятое место. Госпожа Блокер просто не успела ему помешать.

– Это наша скамейка, – возмутилась она.

– Нигде не написано, что она ваша, – ответил незнакомец и развернул свою газету.

– Мы всегда тут сидим, – заявила Блокер от имени своих соседей.

– Теперь, в ближайшие полчаса, здесь буду сидеть я, – невозмутимо ответствовал незнакомец.

Госпожа Блокер пошла звать на помощь, но сумела найти только консьержа.

– Это скамейка нашего дома, – промямлил тот.

– Эта скамейка стоит на дороге в общественном месте и доступна каждому, – был ответ.

Полчаса он в ледяном молчании читал свою газету, потом встал, попрощался с каждым из сидевших на скамейке и удалился.

Эту историю, пересказанную на разные лады, мне пришлось выслушать четыре раза. Она стала самым важным событием воскресенья.

Вылазка номер 3 отложена на два дня, потому что Гритье еще не оправилась от легкой пневмонии. Мероприятие было назначено на послезавтра, но перенесено на пятницу. Я очень расстроился.

Не заводись, Грун! Ты же знаешь, что члены нашего клуба – народ хрупкий и подверженный инфекциям. Принятое нами правило, что даты экскурсий можно переносить, приносит теперь свои плоды.

Что касается моей экскурсии, то я решил: это будет кулинарный мастер-класс. Я нашел в интернете четырех поваров. Выбирал по цене и расстоянию. Позвонил каждому минимум три раза, чтобы они пригласили нас и проявили терпение со старыми людьми. Двое сразу отпали. В конце концов я остановился на кулинарном ателье “Под сковородой”: там сказали, что у них можно не только кухарить, но и смеяться. Ничего слишком серьезного, на этом я настоял. Слишком много людей считают себя слишком важными персонами. А все мы лишь песчинки в пустыне, молекулы в космосе.

Друг Хендрик, не говори красиво.

вторник 9 апреля

Наконец-то у нас за кофе снова знаменитая покойница: Маргарет Тэтчер. В этом году их что-то маловато. Редко о ком мнения расходятся столь же кардинально, как о железной Мэгги. Господин Баккер считает ее фантастической женщиной.

– По крайней мере, она боролась!

Я спросил, за что.

– Ну, боролась за то, чего она хотела.

Гритье:

– А чего конкретно она хотела?

Баккер:

– Это что, перекрестный допрос? Или как?