В условиях советского дефицита оставались недоступными оригинальные разработки игрушек, выполненные советскими художниками-кукольниками. Прежний облик куклы, чертами которой были капризность, наивность, скрытая сексуальность и вызывающая яркость, не подходил для советской игрушки[680]
. Прообраз куклы предстояло найти среди детей – современников эпохи. Соблюдение принципов реализма стало политическим требованием эпохи. Поэтому советские руководители с высоких трибун призывали художников ориентироваться на лица счастливых советских детей. «Хорошая кукла – это реальный образ здорового ребенка с подчеркнутой миловидностью лица»[681]. Однако сочетать условность кукольного лица с внешностью реального ребенка было непростой задачей для художника.Куклы художницы М.П. Киселевой отличались изяществом и психологизмом (Советская игрушка. 1936. № 11)
Образцовыми считались куклы художницы М.П. Киселевой, ученицы скульптора С.Т. Коненкова. М.П. Киселева ориентировалась не только на уроки своего учителя, но и на современные образцы французских кукол. Весь процесс производства художница отслеживала от начала до конца, добиваясь четкости и гармоничности каждой детали. Так рождалась поразительная по красоте и одухотворенности игрушка. Куклу Киселевой отличали приятный овал лица, гармоничное тело, ясные глаза. Руки и ноги куклы могли сгибаться благодаря особому шарнирному креплению. Одежда была сшита по точным выкройкам, а фасон отличался изяществом. Однако цена такой игрушки по советским понятиям была высока (53 рубля 75 копеек против 4 рублей за обычную куклу). Десятилетняя отличница с пионерской прямотой заявила корреспонденту: «Я напишу [секретарю ВКП(б) П.П. –
Кукольные типажи М.П. Киселевой напоминали о прежней кукле, женственной и эстетичной. Даже стиль описания куклы («приятная», «гармоничная», «милая») больше соответствовал кукольным историям прошлого, чем стилю советских изданий для детей[683]
. Культурный багаж, накопленный игрушкой, напоминал о себе в отдельных произведениях детской литературы. Его можно было переосмыслить или воспринять как предмет литературной игры, что сделал А.Н. Толстой в сказочной повести «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936). Мальвина – это и фарфоровая кукла, и воспитанная девочка, и нарядная красавица, и строгая классная дама[684]. Все эти типажи – из старорежимного прошлого, с которым героиня сказки без сожаления расстается (в мире прекрасного будущего Мальвина будет продавать билеты в кассе кукольного театра).Мотив расставания с нарядной куклой бодро звучал в советских текстах для детей. Девочка в стихотворении Т.С. Сикорской «Подарок» готова подарить свою куклу любимому вождю Сталину:
Девочка понимает, что кукла – слишком незначительный подарок, и поэтому в финале стихотворения решает вручить Сталину более серьезную игрушку – плюшевого мишку.
Нарядная кукла стала персонажем рассказов о жизни детей в детском саду. Все детали кукольного быта создаются совместными усилиями: артель рабочих мастерит кукле дом, а группа пионерок шьет ей наряд. Он предельно прост (платье да рубашка), но вызывает восторг. «Рубашка Дусе была до пят. Удивительно красивой и милой стала их кукла в этой рубашке! Особенно когда улеглась на большую подушку с прошивкой и покрылась розовым одеялом»[686]
. В советской детской литературе розовый цвет встречается очень редко, именно как цвет кукольных вещей. Розовое платье надето на куклу по имени Фиалка Еремеева (Ильина Е. «Пушистый гость», 1937). На иллюстрациях к книге (худ. Ю. Васнецов) кукла изображена в дамской шляпе и пышном розовом наряде. Но прежней царицей игрушек советская кукла так и не стала. Писатели намеренно снижали ее образ обыденным именем или прозаической фамилией. Одна из целей такого упрощения – показать, что в жизни советских малышей кукла играет второстепенную роль, в отличие от выращивания овощей или выкармливания кроликов.