Читаем Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века полностью

Московский опыт идеологически ориентированной игры с куклами распространялся по всей стране. Так, педагогами-дошкольниками Свердловска была разработана следующая тематика игр: «пляска кукол-пионеров», «гараж», «амбулатория», «стройка», «Красная армия», «колхоз», «дочки-матери» (для детей шести лет), «пионеры на митинге», «демонстрация», «лыжный пробег Москва – Свердловск», «проводы делегатки на съезд Советов», «пароход „Красин“», «игра в стройку» (для детей семи лет). Педагоги использовали кукол для разыгрывания с детьми классовых боев. «С куклами-рабочими, пионерами, красноармейцами и другими дети эмоционально закрепляют, уточняют свои симпатии и антипатии. С какой злобой замечает семилетний Вова неповоротливому Донату: „У, вредитель, мы строим, а ты разрушаешь“. С какой готовностью звучат детские возгласы с трибуны во время игры „Пионеры на трибуне речи говорят“: „Войны мы не хотим, но в бой готовы“, „Да здравствует наш вождь, великий Сталин!“, „Да здравствует Красная армия, наша защита!“»[666]. Как отмечали воспитатели, в идеологически окрашенных играх кукла у мальчиков пользовалась бóльшим успехом, чем у девочек.

Педагоги работали над тем, чтобы приучить детей играть с куклами в официальную советскую действительность, состоящую из подвигов и праздников. Но перед глазами детей была и другая действительность. Так, девочки в игротеке парка им. Горького разыгрывали с куклами скандалы на коммунальной кухне («У вас сковородка лопнет! Разве можно без масла ставить? – Скоро с работы придут, а у меня обед не готов!») и обстановку советского магазина («Что это за магазин – не продают, потому что взвесить нельзя! Надо комиссию послать!»). Советские дети росли в условиях коммунального быта и неизбывного дефицита, что отражалось в содержании их игр с куклами[667]. Игру в дочки-матери дети 1920–1930-х годов прозвали «керосинками». Керосинка – центр коммунальной кухни, на ней нескончаемо готовили обитательницы квартиры. Когда воспитательница детского сада стала укорять девочку за то, что та бросила свою куклу («Ты оставила деток одних, какая же ты мама, если не жалеешь своих маленьких деток, посмотри, как они плачут без тебя»), она ответила: «Не хочу быть мамой, все суп вари да вари»[668].

Педагоги пытались преобразовать традиционную игру в дочки-матери на новый лад. Ими была отвергнута идея врожденного материнского инстинкта, проявлявшегося в кукольной игре. Советская женщина, свободная от материнского инстинкта, отдавала в ясли грудного ребенка и «спокойно» работала на производстве. Ей недосуг возиться с детским бытом и детскими нарядами. Однако девочки не хотели отказываться от удовольствия наряжать кукол и водить их гулять. В экспериментальном детском саду им. Коминтерна детям были предложены куклы трех типов: краснофлотец, рабочий и работница в спецовке. Работницу дети называли «мамой», рабочего дворником (на нем был фартук), а краснофлотцев дети тотчас же превращали в «детей» и начинали укачивать. Не удавалось избавиться и от гендерных предпочтений. Когда педагог посадила кукольных красноармейцев на коней, сразу выявилось разное отношение к ним мальчиков и девочек. «Девочки снимали кукол-красноармейцев с коней, укладывали их на кроватки, раздевали, а мальчики сажали кукол на коней и обыгрывали их»[669].

Девочки порывались раздеть игрушечного буденовца или милиционера как обычную куклу. От кураторов детской игры требовались разъяснения этого деликатного вопроса. Е.А. Флериной предстояло решить, что важнее для ребенка: развитие навыков раздевания-одевания куклы или политическое воспитание. «Раздевая куклу, ребенок часто совершенно забывает, что это красноармеец, и начинает с ним играть, как с ребенком, укладывать спать, укорять и пр. И действительно, детское кукольное лицо, неустойчивость фигурки отвлекают, уводят от образа красноармейца»[670]. В ответе на вопрос, нужно ли раздевать куклу, обычно решительная методист ответила уклончиво: «сомневаюсь». Сомневался в этом и маршал Буденный, когда ему показали мягкую куклу в наряде буденовца (артель «Художественная игрушка»). Кукла плохо стояла на ногах, падала и закрывала глаза. Е.А. Флерина заметила по поводу падающего красноармейца: «Где его героический образ, где его бдительное око?» Но были среди «идейных» кукол и удачные изделия. Так, Комитет по игрушке высоко оценил куклу Машеньку (артель «Сатурн»), которая могла с поднятой рукой отдавать салют. Кукла была одета в пионерский костюм: темную юбку, белую рубашку и красный галстук.


Куклы второй половины 1930-х годов артели «Все для ребенка». (Советская игрушка. 1936. № 8)


Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Теория моды»

Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис
Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис

Монография выдающегося историка моды, профессора Эдинбургского университета Кристофера Бруарда «Модный Лондон. Одежда и современный мегаполис» представляет собой исследование модной географии Лондона, истории его отдельных районов, модных типов (денди и актриса, тедди-бой и студент) и магазинов. Автор исходит из положения, что рождение и развитие моды невозможно без города, и выстраивает свой анализ на примере Лондона, который стал площадкой для формирования дендистского стиля и пережил стремительный индустриальный рост в XIX веке, в том числе в производстве одежды. В XX веке именно Лондон превратился в настоящую субкультурную Мекку, что окончательно утвердило его в качестве одной из важнейших мировых столиц моды наряду с Парижем, Миланом и Нью-Йорком.

Кристофер Бруард

Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное
Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР - оттепель
Мужчина и женщина: Тело, мода, культура. СССР - оттепель

Исследование доктора исторических наук Наталии Лебиной посвящено гендерному фону хрущевских реформ, то есть взаимоотношениям мужчин и женщин в период частичного разрушения тоталитарных моделей брачно-семейных отношений, отцовства и материнства, сексуального поведения. В центре внимания – пересечения интимной и публичной сферы: как директивы власти сочетались с кинематографом и литературой в своем воздействии на частную жизнь, почему и когда повседневность с готовностью откликалась на законодательные инициативы, как язык реагировал на социальные изменения, наконец, что такое феномен свободы, одобренной сверху и возникшей на фоне этакратической модели устройства жизни.

Наталия Борисовна Лебина

Документальная литература / Публицистика / Прочая документальная литература / Документальное

Похожие книги