Идею обшивания кукол популяризировали также методические издания для уроков труда в школах и гимназиях, авторами которых были учительницы рукоделия. Они по собственному опыту знали, как кукла оживляет урок рукоделия. «Желание снабдить свое детище всем необходимым и принарядить его является, пожалуй, самым сильным импульсом для работы»[230]
. Авторы пособий для школ считали самым подходящим для шитья на кукол возраст девочек от 11 до 13 лет, тогда как назидательные нарративы призывали к этому виду деятельности четырех-шестилетних детей. По мнению педагогов начала XX века, шитье кукольной одежды способствует всестороннему развитию девочки. Поэтому ни о каких дисциплинарных воздействиях в таких изданиях не говорилось – речь шла о важности освоения швейного дела, приобретении полезных навыков и общем развитии школьниц.Обложка издания «Мой журнал» (изд. Н. Аловерт). Рукоделие, игра в куклы и чтение составляют досуг девочки
По мере того как обязательное девичье рукоделие уходило в прошлое, все больше поэтизировался образ юной рукодельницы, обшивающей свою куклу. В повести А. Толстого «Детство Никиты» (1921) среди картин «потерянного» усадебного рая есть описание девочки, сидящей в кресле за шитьем кукольной одежды. Очарованному мальчику рукоделие его маленькой подруги кажется священнодействием, перед которым он испытывает сердечный трепет.
Модные наряды для кукол и девиц
Восковые и фарфоровые куклы, ставшие героинями русских изданий кукольных «записок», были иностранками: их привозили в Россию из Франции и Германии. И хотя немецкие куклы были больше в ходу, чем французские, в силу относительной дешевизны, в литературе говорилось всегда о «французской» («парижской») кукле как о подлинном образце изящества и моды (или наоборот, как о вопиющем примере безвкусия и пошлости)[231]
. Авторы подчеркивали иностранное происхождение кукол, давая им имена на французский манер (Лили, Зизи, Эми, Мими, Матильда). Выбор светского имени диктовала литературная мода, а не житейская практика. В повседневной жизни дети предпочитали давать куклам «родные» имена. Так, дочь Льва Толстого Татьяна называла Машей всех подаренных дядей заморских кукол. Машами они становились в честь его дочери Марии, участницы совместных игр[232]. Дядя покупал кукол для дочери и племянницы в лучших магазинах игрушек. У «иностранок» были прически из настоящих волос, закрывающиеся глаза, они могли говорить «мама, папа» (для этого надо было дернуть веревочку, открывавшую клапан). Иноземные игрушки приводили девочку в смущение, а знакомое имя «Маша» делало их родными.Иностранному имени куклы соответствовал ее наряд, выполненный с французским шиком. В «записках» кукла представлялась законодательницей мод и истинной парижанкой: «Зимой и летом славлюсь я первой модницей в Сен-Жерменском предместье». Восторженные описания кукольных нарядов в книжных изданиях не были преувеличением – дорогие изделия обшивали профессиональные портнихи, в мельчайших деталях воспроизводившие элементы одежды. Для пошива кукольных одежд использовались подлинные кружева ручной работы и качественные ткани, а фасоны повторяли новинки женской моды. Специальные курьеры привозили модные картинки из Парижа – их использовали при подготовке куклы к продаже. Каждый сезон платья, шляпы и прически кукол менялись в соответствии с модой. Чем дороже была кукла, тем точнее ее наряд соответствовал последним новинкам моды. Лев Оршанский, занимавшийся историей создания и производства кукол, писал: «Дорогие игрушки сильнее подчиняются моде, чем дешевые. Изящно и богато одетая кукла меняет каждый год свой туалет. У кукол так, как у людей»[233]
.Портнихи, обшивавшие парижских кукол в разных странах Европы, учитывали национальные предпочтения в выборе одежды. Современник свидетельствовал: «…Кукла нарядом своим везде соответствует общественному вкусу; так, кукла, одетая в Лондоне, например, будет по наряду англичанка, в Вене будет немка, в Париже – француженка и т. д.»[234]
Несмотря на различия в моделях одежды и разные места производства, за куклой сохранялось название «парижской» (значит, одетой по моде). Выражение «парижская кукла» стало устойчивым в русском речевом обиходе XIX – начала XX века. Так называли и дорогую игрушку из магазина, и модно одетую женщину или девочку (с отрицательными или положительными коннотациями).