Записки куклы. Модное воспитание в литературе для девиц конца XVIII – начала XX века

В произведениях критически настроенных авторов сходство с куклой свидетельствовало о социальной ущербности героини. А. Дружинин многократно обыграл это сходство в повести «Полинька Сакс». В портрете прелестной Полиньки подчеркнуты не только детские, но и кукольные черты. «Отличительная черта полинькиной красоты – это ее детская миловидность. Верхняя ее губа отстает от нижней, красота ребяческая, а не женская. Вся нижняя часть ее лица так кругла, что на ней не видно ни одной ямки»[417]. Портрет словно списан с фарфоровой куклы: приоткрытый ротик, округлое, без характерных черт лицо, едва намеченный подбородок. В повести рассказывается о том, как не осуществился мужской проект создания из Полиньки жены. Помехой стали принятые в обществе стандарты воспитания женщины. М. Вернадская обобщила эти представления: «Мы привыкли смотреть на девушку, как на что-то среднее между прелестным цветком и – милым наивным ребенком»[418]; «Неужели действительно они способны быть только нарядными куклами, одаренными способностью говорить (но не рассуждать)…»[419].

Критическое отношение к шаблонам кукольной красоты было далеко от того, как воспринимали красивую куклу сами дети. В воображении девочек канон кукольной красоты царил безраздельно. С течением времени этот канон почти не менялся. Согласно опросу, который проводился психологами в 1920-е годы, идеальная кукла – это блондинка с длинными вьющимися волосами, большими голубыми глазами, с длинными ресницами, с небольшим носиком, пухленькими щечками, с аленьким, чуть полуоткрытым ротиком, мелкими жемчужными зубками, с подвижными голыми ручками и ножками, на которых обозначены рельефно пальчики, одетая в светлое платье[420]. Портрет идеальной куклы составлен девочками не только по образцам реальных игрушек – куклы с темными волосами производились в большем количестве, чем куклы-блондинки. Мечтая об идеальной кукле, девочки опирались на книжные образы. В детских и назидательных книгах предпочтение всегда отдавалось белокурым красавицам[421]. Светловолосые героини с кукольной внешностью были положительными персонажами повестей и кукольных «записок»[422]. Темные волосы свидетельствовали о бунтарском настрое барышни. Образы бунтарок появились в детской беллетристике в конце XIX века. Однако симпатии юных читателей оставались на стороне ангелоподобных красавиц. Девочки признавались, что хотели быть похожими на них.

Умиление красотой куклы сочеталось с ее осуждением. Девочек убеждали, что человеку, в отличие от куклы, не нужно телесной красоты, ему нужны «доброе сердце, ум, послушание, кротость, желание учиться»[423]. Риторика осуждения всего телесного применительно к женщине демонстрировалась на примерах кукол и девочек. Аббат Фенелон, автор первых трактатов о воспитании девиц, приписывал им преувеличенное внимание ко всему телесному, а также изощренное знание достоинств своего тела и умение их выгодно использовать. В русских назидательных изданиях подобные взгляды излагались со ссылками на Фенелона и считались безусловной истиной. «Что касается до ея тела, то она весьма знает, во всяких случаях оному угождает, украшает и почти боготворит оное; главнейшее дело состоит в том, чтобы подать ей к оному презрение, показывая, что есть в ней нечто лучшее тела»[424]. Однако знание своего тела в эпоху Фенелона и в последующем веке относилось к области табуированного. Общественная и семейная цензура исключала всякое упоминание о телесном как неприличном. К неприличному относились: болезни, беременность, роды, поцарапанные коленки и больной живот (но не уколотый иголкой или порезанный швейными ножницами палец!). Следуя этим правилам, моралисты избегали упоминаний о физиологических процессах, предпочитая общие рассуждения о телесном. Свои наставления Фенелон написал в форме нравственных бесед, цель которых – научить девиц знатного происхождения «презирать роскошь, великолепие и все нежности телесные». Беседы начинались с противопоставления человека и бездушной куклы. «Отец: Отвечает ли тебе эта кукла, когда ты с ней разговариваешь? Дочь: Никак. Отец: Для чего? Потому что она не имеет разума? Конечно, она его не имеет. Следовательно, она не такова, как ты»[425]. Прием противопоставления человека бездушной кукле имел долгую дидактическую историю в русских изданиях для первоначального чтения[426].