Записки куклы

Любочка обернулась, на лице ее изобразился ужас. Жаль ей стало бедного графа, но помочь горю оказалось невозможно. Она печально склонила голову, остальные девочки тоже приуныли и около получаса сидели молча.

— Милочка овдовела, — сказала, наконец, одна из них нерешительно.

— Овдовела, овдовела, — подхватили остальные, и, сняв с меня венчальный костюм, сейчас же переодели в черное платье, отнесли в детскую, а сами, вернувшись в сад, принялись играть и прыгать как ни в чем не бывало.

Глава седьмая Меня похитили

В продолжение остального дня мне пришлось быть совершенно одной. После случившейся катастрофы с фарфоровым графом девочкам надоело играть в куклы.

Да и кроме того, вероятно, я нравилась им гораздо менее в траурном костюме, чем в подвенечном платье.

Потому, позабыв о моем существовании, они, как уже сказано выше, продолжали играть в саду в разные игры вплоть до самого вечера, с наступлением которого маленькие гости разъехались.

— Бедная Милочка, — обратилась тогда ко мне Соня, — я совсем о тебе забыла; прости, дорогая, не сердись, я постараюсь загладить мой проступок и первым делом сообщу тебе приятное известие. На днях мы отправляемся за границу, на морские купанья, по этому случаю мама заказала нашей портнихе несколько платьев для себя, для меня и для тебя, — добавила она шепотом. — Ее сиятельство, вдова графа Красота-Красоткина не может быть одета кое-как, не по-модному: завтра тебя отправляют в мастерскую дамских нарядов, где старшая закройщица сама займется твоим туалетом.

Слова девочки, конечно, очень обрадовали меня; я перестала думать о разбитом фарфоровом графе и занялась мыслью о предстоящей поездке за границу и о тех модных костюмах, которые сулила мне Сонечка.

На следующее утро меня действительно вместе с целым ворохом кружев, лент и материй отнесли в мастерскую дамских нарядов, и Марья Дмитриевна, так звали старшую закройщицу, собственноручно начала снимать с меня мерку.

— Ваше сиятельство, поверните шею, вытяните ручку, ваше сиятельство, дайте смерить длину вашей талии, — говорила она почтительно.

Я гордо посматривала по сторонам и чувствовала себя в мастерской так хорошо и приятно, что не отказалась бы остаться там на целый год, но так как это, конечно, было невозможно, то по прошествии известного времени меня снова отнесли к Соне.

— Прекрасно, превосходно, восхитительно, — повторяла последняя, разглядывая мои костюмы и начиная примерять на меня каждый из них по очереди.

В доме, между тем, шли деятельные приготовления: мать Сони торопила отъездом. Горничные, лакеи, кухарка с утра были на ногах, прибирая квартиру и укладывая вещи, которые предполагалось брать с собою.

— Милочку прикажете уложить в чемодан или возьмете на руки? — спросила одна из горничных, обращаясь к моей маленькой госпоже.

— Что ты, Маша, разве можно говорить такие вещи? — с досадою возразила Сонечка. — Ты забываешь, что Милочка графиня, я никогда не позволю уложить ее в чемодан наравне с вещами; она поедет со мною, будет сидеть в вагоне, у нее есть для путешествия прекрасный дорожный костюм, а ты вдруг предлагаешь в чемодан уложить!.. Какое оскорбление!

— Простите, дорогая барышня, я вовсе не желала оскорбить ее сиятельство, — улыбнулась горничная, и поспешила уйти из комнаты, чтобы продолжать укладку.

Я с благодарностью взглянула на Сонечку; мне было приятно, что она за меня заступается и что во все время путешествия мы будем неразлучны.

Я с нетерпением ожидала отъезда; мне казалось, что дни тянутся необыкновенно долго, но вот, наконец, давно желанная, блаженная минута настала, мы очутились в вагоне, раздался один звонок, другой, третий, поезд запыхтел, тронулся и покатил с каждой минутой все скорее и скорее.

Мы сидели в отдельном купе. Соня нянчилась со мной, как с маленьким ребенком: то сажала возле себя на мягкий бархатный диван, то брала на руки и подносила к окну, показывая пальчиком на поля, луга, деревни, мимо которых проносился поезд.

В дороге мы оставались около трех суток, на четвертые вышли из вагона, и, пересев в экипаж, покатили по широкой улице прекрасного заграничного города, — как его называют, позабыла.

Первые дни пребывания там прошли для меня невесело. Соня и мать ее с утра уходили осматривать различные достопримечательности, меня же оставляли одну в отеле, но затем, вероятно, вдоволь насмотревшись на все то, что их интересовало, стали ходить гулять только в городской сквер.

Соня почти каждый раз брала меня с собою, в сквере мы встречались со многими девочками, которые тоже имели куклы, но, говоря по совести, ни одна из этих кукол не была так красива и так нарядно одета, как я.

Я видела, что мною любовались, слышала, как девочки завидовали Соне и беспрестанно повторяли, что такой прекрасной куклы они еще никогда не видывали.

В особенности высказывала свой восторг одна маленькая немочка, старавшаяся всякий раз подсесть ближе к Соне, чтобы заговорить с нею, но Соня ее почему-то не любила, сторонилась, и на все вопросы отвечала коротко и нехотя.