Добравшись до неё, я снова оказался в водовороте событий, но всё равно продолжал писать. Писал даже той ночью, когда её отец умирал. Да что там: писал даже после того, как мы разбились всмятку в той аварии, когда ехали прочь из города. Аварии, в которой Ира потеряла мать, а я потерял… Ладно, об этом как-нибудь позже.
Мы пережидали ночь на той заправке. Ира спала после того, как я накачал её алкоголем. А я всё сидел там и писал, продолжая делать это даже больной рукой. Думал, что пишу свою предсмертную записку. Не только тогда, на заправке — каждый день до этого, открывая этот дневник, я открывал его с мыслью о том, что сейчас, этим самым карандашом, на этой самой бумаге оставлю свой финальный след в истории. И старался не думать о том, как быстро этот след уйдёт в ничто.
Потом же всё пошло иначе. Утром мне стало хуже, и я уже был не в состоянии даже думать о каком-то там дневнике. Я думал только о том, как нам преодолеть эти чёртовы два километра, оставшиеся до указателя дальше по дороге. Когда мы проснулись, мы пошли дальше. Ира по-прежнему была сама не своя, но я не обращал на это внимания. Она была жива, и это было главное. На самом деле, в физическом смысле она была намного живее меня: крепко держалась на ногах и шла прямо, не хромая и не покачиваясь. Но если говорить о состоянии ума, то, пожалуй, на той дороге волю к жизни я питал за нас двоих.
Возле указателя был полицейский пост. Ни на нём, ни где-либо в окрестностях мы не увидели ни одной живой души. Ди-джей на радио «Фаренгейт» обещал, что он и его многочисленная, вооружённая до зубов и подготовленная группа будет стоять здесь — прямо здесь — и ждать нас, горожан, решивших присоединиться к ним в их вояже к деревне с мэрской дачей. Всё рассыпалось на куски. Не было тут никакой вооружённой до зубов и подготовленной группы, стоящей вместе со своим роскошным автопарком прямо на дороге и поджидающей отчаянных путников. Ди-джей говорил, что они переместятся в следующую условную точку только если встретят в предыдущей какую-либо опасность. Но и опасности здесь никакой не было. Не было ничего.
К тому моменту, как мы добрались до указателя, сознание моё уже плыло. Я не мог надолго сконцентрироваться ни на чём, не мог ничего анализировать, не мог как следует обдумать дальнейшие шаги. Я знал только одно: нужно искать дальше, до тех самых пор, пока мы не встретим хоть кого-нибудь. И мы пошли дальше.