Записки мертвеца

После обеда меня внезапно определили на другой участок и на другой фронт работ. Теперь я уже не копал ямы, а покрывал столбы специальной пропиткой в тех местах, которыми они должны были быть вкопаны в землю. Я сразу смекнул, что это Сергей договорился обо мне с кем-то из старших: увидел, как я устал заниматься этими бесконечными ямами и попросил перенаправить меня на что-то полегче. Тем лучше. Я был рад посвятить всего себя чему-то, что не высасывало бы из меня последние соки. Совсем ничего не делать мне тоже не хотелось: я счастлив был отплатить этому роскошному месту за всё своей полезностью в любом качестве. Покрытие столбов пропиткой далось мне легко, и к концу рабочего дня я даже почувствовал себя отдохнувшим.

Наш путь домой сегодня лежал через дом Захара.

— У меня днюха сегодня, — пояснил Сергей, когда мы прошли нужный поворот к нашей избе, — Хочу отметить как-то. Вообще я не люблю это дело: мол, праздник — значит надо бухнуть, а раз не бухнул, то и не отметил. Но сегодня как-то… Не знаю. Время сейчас такое, что хочется в День рождения чего-то давным-давно забытого, понимаешь?

— Поздравляю! — ответил на это я, — А сколько тебе?

— Тридцать один. Второго ноября, вроде, у Юльки ещё днюха, кстати. Или не второго — не помню, надо у Кристины спросить. Короче, где-то скоро у мелкой тоже праздник. Надо будет чё-нибудь придумать.

— Ага.

— У тебя, кстати, когда?

— Пятого, — ответил я.

— Пятого чего?

— Октября.

— Опа… Прошёл уже получается?

— Ну да, — ответил я и сам удивился тому, как я напрочь про всё забыл.

— И сколько тебе?

— Девятнадцать.

— Девятнадцать — это кайф! — мечтательно сказал Сергей, устремив взгляд куда-то вдаль и, видимо, вспомнив о чём-то приятном.

— Кому как, — пожал плечами я.

— Хм, это точно. Ладно, твой тоже давай сегодня отметим. Щас придём — выберешь себе чего-нибудь.

— Да я не знаю как-то…

— Я угощу, не скромничай. Всё-таки… Не знаю. Надо, в общем, праздники себе устраивать, я считаю. Никогда не знаешь, что завтра будет.

— И правда.

Спустя пять или десять минут мы подошли к дому, внешне напоминавшему наш: во всяком случае, в темноте. Свет в окнах не горел, но Сергей всё равно постучал.

— Он точно дома, — прокомментировал он, — Живёт просто как аскет: свет не жжёт, избу сильно не топит. Говорю: странноватый тип. Но запасливый. И полезный.

К калитке с той стороны подошёл человек, и через мгновение она отворилась.

— Добрый вечер, Сергей, — поздоровался человек звонким поставленным голосом: таким голосом, который раньше можно было слышать в рекламе, в новостях или в радиоэфире.

— Добрый вечер, Захар, — ответил Сергей. Они говорили друг с другом так, словно были закадычными старыми друзьями и нарочно играли в эту странную игру, целью которой было превзойти собеседника в любезности.

— Кто это с вами?

— Ваш большой поклонник, Захар. Ещё один.

— Тоже Фаренгейт слушал? — спросил Захар, посмотрев уже на меня.

— Было дело, — ответил я, — Вы меня и привели сюда. Спасибо вам. Даже неловко как-то: вроде как знаменитость увидел…

— Да можешь на «ты», не парься. И не робей! Знаменитость — тоже скажешь… Ладно, заходите. Что хотели-то?

— Да вот, горючее поменять. Моё на твоё, — ответил Сергей, показав Захару канистрочку, которую он всё это время нёс с собой.

— А-а. Ну, это можно.

— Только я чего-нибудь такого хотел, типа… магазинного. Понимаешь?

— О-о, магазинного!.. Ну, будет тебе магазинное. Только там курс обмена другой. Понимаешь?

— Ясен пень. Сколько не жалко будет.

— Для хорошего гостя ничего не жалко. Внутри аккуратно, погодите пока фонарик включу. И можете не разуваться.

Захар завёл нас в свою лачугу, привёл в одну из комнат и показал ассортимент своего личного ликёро-водочного отдела. Там были все те красивые этикетки, которыми раньше пестрили полки алкогольных отделов в супермаркетах.

Последний раз я видел такое изобилие в Радуге.

Некоторые бутылки были наполовину пусты и лишь две были запечатаны и нетронуты.

— Почём вот эти две? — спросил Сергей, указывая на полные бутылки.

— О-о-о! Тут, наверное, я на цистерну девяносто пятого только соглашусь поменять. И то если сторгуешься. Их я на свой последний день берегу, редкость большая. Так что они не продаются. Посмотри ещё что: может, приглянётся. За твою канистру могу, в принципе, отдать Джека, Джона или Джима — на выбор, что захочешь.

— А двоих нельзя?

— Двоих — многовато.

— Да у меня днюха сегодня просто. И у пацана — тоже. Была. Думал, может, на двоих как-то получится…

— С днюхой — поздравляю. А на двоих… Нет, два бутыля, даже отполовиненных — это много, не обессудь. Могу предложить по половине половины, как тебе? У меня двухсотграмовые фанфурики от шмурдяка какого-то были как раз, пустые. Даю их — до краёв. А наполнение сами выбирайте. Берёте?

— Берём? — спросил Сергей меня так, словно я мог сказать что-то другое, кроме:

— Берём.

Сергей наполнил свою ёмкость Джеком, а я — его приятелем Джимом. Затем мы расплатились и стали прощаться с хозяином.

— Ладно, благодарю за содействие, Захар, — сказал Сергей, снова вернувшись к этой приятельской деланной учтивости.