Записки мертвеца

— Значит, сейчас каждый из вас в индивидуальном порядке пройдёт беседу со мной и нашим врачом. Поговорить нам будет, о чём: расскажете, как докатились, твари, до жизни такой. Чтобы бросить своих, в такой-то момент, когда судьба мира от вас зависит!.. Это у меня в голове не укладывается. Попробуете просветить меня и врача нашего заодно. Он-то посмотрит: может, у кого из вас и правда крыша протекла, и вам оружие больше давать нельзя. Дальше вам выдадут форму одежды и определят в расположение. Спать, черти, будете отдельно! Чтоб рыльники вам, гадам, никто не разворотил. О вас же забочусь, глядите! Но не беседы со мной вам бояться надо, а завтрашней беседы со Старковым. Его вам нужно будет ещё постараться убедить, что вы вообще нужны. Будете как на собеседовании: называть десять причин, почему вас нужно взять на работу, а не расстрелять как собаку, чтоб остальным неповадно бегать было. Сейчас пока — давайте, сидите-сидите тут, молчите. Крутые все, порядочные арестанты, ты смотри! Завтра ссаться и на коленях ползать будете, лишь бы только вас обратно приняли. Х-ха! Астахов, Абидин, Громов!

— Я!

— Я!

— Я!

— Автоматы с предохранителей. Чуть что — по коленям, нафиг, одиночными!

— Есть! — с наслаждением сказал один. Остальные только молча кивнули.

Майор ушёл, оставив нас всех с тремя солдатами, ходившими взад-вперёд по спортзалу и смотревшими за тем, чтобы на скамейках все сидели смирно. Я старался выглядеть спокойным и собранным, но почти наверняка выглядел до смерти напуганным. Стоит ли говорить, что после речи майора я не просто разубедился в правильности того, что сделал. Теперь я клял себя на чём свет стоит за свою импульсивность: за то, что психанул и поддался эмоциям, дав им завести меня туда, где я сижу сейчас.

— Ты это. Слыш, пацан? Как зовут? — сказал один из солдат, тронув меня за плечо. Я не сразу понял, что он обращается ко мне.

— Меня?

— Кого ж ещё?

— К-к-к… К-константин.

— Меня Андрюха. Это — Макс. Там — Вова. Тебя никто тут не тронет, слыш? Нормально всё, не трясись. Просто тебя с этими вон зарядили зачем-то. Зря, конечно. Видишь, ты раньше всех пришёл просто. Позже надо было: поехал бы с остальными со своими, кто там с вашей деревни. Короче, это мы только с ними жёстко так: они просто неправильно поступили тут со всеми, поэтому к ним тут так… С холодком немного, понимаешь? К тебе это не относится всё, так что расслабься, понял?

— Понял.

Мне полегчало после слов этого самого Андрюхи, но расслабиться я так и не смог. Тем не менее, всё происходящее я теперь воспринимал по-другому. Видя, как некий Вова попеременно подходит то к одному, то к другому сидящему на лавке и как бы играючи пинает его ногой, приговаривая при этом что-нибудь оскорбительное, я точно знал, что со мной подобного не случится, и от этого испытывал облегчение.

— Я их всех более-менее помню так, прикинь? — говорил Вова, улыбаясь и обнажая кривые зубы, которые, казалось, были настолько кривыми, что мешали ему выговаривать некоторые слова, — Этот вон рюкзак хавки со склада стырил перед тем, как свалить. А этот Урал вообще угнать хотел, прикинь? Потом застрял и бросил по дороге. Чёрт! А этот… О, слыш, это по ходу писарёк тот, который Ремизова грохнул!

— Реально? — переспросил некий Макс, обычно бывший безразличным ко всему, но вдруг заинтересовавшийся этой историей.

— По ходу. Его точно вздёрнут — даже пулю тратить не будут.

Я понял, что речь идёт об Артёме, который всё ещё сидел возле меня, и который буквально вжался в лавку после того, как услышал рассказ о себе. Вова — он же рядовой Громов — тем временем продолжил.

— Причём Ремизов-то тупо поссать вышел. А этот как раз валил. Тот ему, мол: «Боец, куда собрался?» А он ему нож в горло. Как свинью. Чё, собака, совесть не мучает? — спросил Громов, обращаясь к Артёму.

Я чуть отодвинулся от него, боясь, что разборка с Артёмом, которая рано или поздно может начаться, затронет и меня, если я буду сидеть слишком близко. Я не знал, как относиться к тому, что я только что услышал и, если говорить честно, совсем не думал об этом. Куда больше меня волновала сейчас моя собственная судьба.

Люди из спортзала уходили в сопровождении солдат, которых присылали за ними. Потихоньку нас здесь становилось всё меньше, меньше и меньше, пока, наконец, не остались только я, Артём и те три солдата, которые всю дорогу следили, чтобы мы не двигались с места.

— Тебе по ходу тут ещё посидеть придётся, — сказал Андрей — он же младший сержант Астахов — обращаясь ко мне.

— А чё, почему? — спросил Громов.

— Это не наш. Это из деревни пацан, говорю же. Раньше всех пришёл просто, вот его с этими и отправили.

— Х-ха! Подстава! Не обессудь, пацан. С чертями тебя определили получается. Так-то красавчик же, скажи? Сам пришёл, никто не пригонял.

— Я потому и говорю: полегче с ним надо. Не как с этими.

— Смотри, пёс! — гаркнул Громов так, что я вздрогнул и чуть не свалился с лавки, — Человек сам пришёл! Не то что ты, мразь очкастая!