Записки мертвеца

— После того, как по проспекту пройдёт техника, никого ходячего там уже не останется. Если даже кто-то и уцелеет — с ними поступаете так же, как и с теми, кого находите во дворах и переулках. Теперь самый главный момент: если первый барабанщик, идущий впереди и приманивающий тварей на себя, теряет контроль над ситуацией, и заражённый атакует его, лишая возможности вести огонь — напарник берёт штык-нож и вступает с заражённым в контактный бой. Задача — обезвредить мертвяка до того, как тот успеет сделать укус или каким-либо ещё образом передать вирус. Если нападающих двое — напарник действует по своему усмотрению. Хорошей идеей будет попытаться отвлечь одного из атакующих. Плохая идея — открывать огонь или лезть на обоих со штык-ножом. Если же первого барабанщика в ходе столкновения кусают, и напарник видит это, он вправе открыть огонь и ликвидировать как заражённого, так и своего напарника выстрелом в голову. В этом случае напарник обязан запомнить местоположение трупа своего товарища, немедленно вернуться к колонне и доложить о случившемся. На место выдвигается отделение в сопровождении командира не ниже командира взвода для того, чтобы удостовериться в том, что первый барабанщик действительно был укушен перед тем, как его напарник открыл огонь. Надо объяснять, зачем это нужно?

Никто не решался ответить. Тогда сержант продолжил сам:

— Нужно это для того, чтобы ни у кого не было соблазна с кем-нибудь за что-то поквитаться, по воле случая встав в пару со своим недругом. Сделать этого не получится. Про наказание за дружественный огонь, я думаю, все в курсе.

Я вспомнил расстрел Громова, которого убили за то, что он самовольно расправился с дезертиром. Тут же, я не мог не вспомнить про Тоху, которого прямо сейчас, где-то там, неподалёку от штаба, вводят в курс дела и объясняют здешние порядки. Тоху, который, нужным образом зарекомендовав себя на первых порах, может остаться жить здесь, наравне со всеми! Всё, что ему нужно — это не делать ничего, что нарушало бы старковские правила, и только! В этом случае самое страшное, что будет его ждать — это тюрьма после того, как в городе всё снова придёт в норму. А как скоро это произойдёт — большой вопрос. В любом случае, Тоха сядет в тот же день, когда мы будем демобилизованы, и тогда я был убеждён, то ни того, ни другого не случится никогда.

Мысль моя блуждала. Возможно, виной всему был недосып, а возможно — количество обрушившихся за последние дни событий. Я ушёл в свои думы о Громове, о Тохе, о человеке из Восхода, об Аркадии и Ангелине — обо всём на свете, и инструктаж сержанта уже не слушал. Впрочем, дальше он был недолгим.

— Ну всё, строиться выходим, фронтом на Урал! — скомандовал капитан Смирнов, и перекур был окончен, а вместе с ним и инструктаж так называемых барабанщиков.

В Урале было тесно. Всю нашу роту стремились уместить в одну машину, чтобы не посылать слишком много техники на одну задачу. Бронемашин, следовавших с нами, правда, было хоть отбавляй. Они должны были пройти по проспекту Второго сентября в две волны: в первой машин было три, во второй — две. Каждая машина представляла собой бронированного монстра на четырёх колёсах, с огромными пушками на крыше. Не знаю, что там был за калибр, и не знаю доподлинно, какая была тактика действий у экипажа: может, вдобавок ко всем имевшимся орудиям они задействовали ещё и гранаты или какую-то другую взрывчатку. Трудно сказать. Помню только, как мы прождали около двух часов, прежде чем машины вернутся с рейда и скажут, что дело их сделано.