Записки мертвеца

Меня раздражал тон ефрейтора, бесило, что мною командует какой-то восемнадцатилетний сопляк, в то время как мне-то самому уже девятнадцать! Но сделать я ничего не мог и не хотел: всё-таки он был старше в звании и опытнее, и я должен был доверять ему и подчиняться. Во всяком случае — на первых порах.

— А как мне шум-то создавать? — спросил я, готовый к тому, чтобы заглянуть в первый двор-колодец и столкнуться там, в принципе, с чем угодно.

— Как хочешь. Хочешь — пой. Хочешь — матерись, дразни их там как-нибудь. Мне пофиг, честно. Если не тупой — догадаешься вперёд себя бутылку или банку кинуть. Давай, пошёл уже! Не стой!

Я подобрал с земли первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась гильза крупного калибра: крупнее, чем те, что вылетали из наших автоматов при стрельбе. Я вошёл в тёмную, пропахшую сыростью и гниющей плотью арку и швырнул гильзу о стену. Ответом было звенящее эхо, а после — тишина.

— Э-э-э-у! — крикнул я, вспотевшими ладонями сжимая автомат и держа дрожащий палец на спусковом крючке.

Опять — тишина. Крадучись, я заходил всё глубже и глубже, пока ефрейтор не крикнул мне сзади, напугав до полусмерти:

— Шевели булками! Мы так весь день тут пробудем.

— Да пошёл ты, — прошептал себе под нос я. И зашагал быстрее.

Я боялся гладкокожего ефрейтора: мне казалось, будто бы он прослужил здесь так много и так долго, что знает, как пристрелить меня таким образом, чтобы избежать последующего наказания. Этот смазливый вчерашний школьник всего-то своим напором и дерзостью сумел заставить меня поверить в своё превосходство надо мной. Раз он так смог, решил я, то и мне это под силу. Только не сейчас. Как-нибудь в другой раз, с кем-нибудь другим — обязательно. Но не сейчас, не с этим ефрейтором, от одного взгляда которого кровь стынет в жилах.

Во дворе было пусто. На всякий случай я ещё раз крикнул, пустив эхо своего голоса гулять между выстроившимися квадратом домами. Ничего.

— Чисто! — сказал я ефрейтору, стоявшему на другой стороне арки и курившему сигарету.

— Чеши назад тогда, чё встал?

Я повиновался.

Ещё несколько кварталов мы прошли без приключений. Все трупы в округе валялись только на дороге и были неопасны для нас, двигавшихся по тротуарам. Все они были добычей роты, следовавшей за нами, на расстоянии пары сотен метров. Сзади то и дело раздавались хлопки. С каждым хлопком заканчивались страдания одного изувеченного и обезображенного трупа. Старков был прав насчёт них: все они слегка подмёрзли и теперь были гораздо менее проворными, чем тогда, в момент начала вымирания. Так или иначе, они были замедленны, но не обездвижены. Что будет с ними со всеми, когда ударят традиционные для нашей зимы тридцатиградусные морозы? Может, они впадут в спячку, как какие-нибудь медведи, и нам удастся окончательно их перебить? Но как быть с теми мертвецами, которые останутся в квартирах? После того, как заработают теплоэлектростанции, и будет восстановлено центральное отопление, в квартирах мёртвых тоже станет тепло.

От всех этих мыслей меня отвлёк многоэтажный дом. Тот самый дом, в котором я нашёл недолгий приют после того, как чуть не помер у его подъезда. Дом, где раньше жили Сергей и Кристина. Значит, до Ириного жилища остаётся всего-то пара автобусных остановок. Интересно, что ждёт сама Ира от встречи со знакомыми местами? Я бы трепетал и изнывал от предвкушения, если бы оказался где-нибудь неподалёку от своей старой квартиры. Тогда мне было всё равно, но сейчас я мечтаю напоследок взглянуть на родные стены: на свою комнату, на комнату матери с отцом, на место, где я вырос. Чем ближе конец, тем сильнее нас тянет домой.

— Ну и куда ты попёрся? — окликнул меня мой напарник. Я обернулся и вопросительно посмотрел на него, пытаясь понять, что не так. Гладкокожий ефрейтор взглядом показал на широкий заезд, ведущий во двор одного из высотных домов по левую сторону от дороги. По правую сторону же возвышался тот дом, в котором я как-то коротал то ли ночь, то ли две.

— Куда уставился? Во двор давай, бегом! — сказал ефрейтор, ещё раз кивнув в сторону заезда, находившегося между нами.

Гладкокожий прервал цикл моих ностальгических воздыханий по дому Сергея и Кристины, и я послушно пошёл во двор, скрежеща зубами и страшно злясь.

— Цып-цып-цы-ып! Козля-ятушки, ребя-ятушки! Отопри-итеся! Отвори-итеся! — распевал я, теряя, кажется, остатки рассудка и заходя в очередную арку, разделявшую проезжую часть и двор огромного многоэтажного дома.