Записки мертвеца

Смирнов взял рацию в руку, но отвечать на вызов не спешил. По его лицу было видно, как работает сейчас его мозг в попытках то ли судорожно придумать какую-нибудь складную байку, то ли взвесить напоследок все вводные, чтобы принять окончательное решение по выходу из той патовой ситуации, в которой не повезло оказаться и ему, и мне.

У меня самого мыслей не было никаких. Я только сидел там, мёрз и надеялся дожить до вечера.

— Товарищ полковник, столкновение с заражёнными, не могу говорить сейчас, доклад через десять-пятнадцать минут, конец связи, — на одном дыхании проговорил капитан, а затем выключил звук у рации.

Человек в чёрном испытующе посмотрел на него.

— Потом придумаю что-нибудь, — прокомментировал Смирнов.

— Пистолет его, — сказал мужчина, которого человек в чёрном, казалось, лишь минуту назад отправил за оружием капитана.

— Проводи капитана к машине. Как проводишь — отдай пистолет, и пусть едет с богом. Думаю, мы друг друга поняли и обо всём договорились.

Человек в чёрном снова взглянул на капитана, словно бы ожидая от него подтверждения своих догадок. Капитан молча кивнул, так и ничего не сказав, встал со скамейки и бросил в снег недокуренную сигарету. Потом он обошёл скамью и встал где-то за моей спиной.

— Спасибо за службу, пацан, — сказал он, хлопнув меня по плечу, — Давай тут, в обиду себя не давай. Всё нормально будет, не бойся.

Я не знал, что я могу на это сказать, и о чём могу спросить капитана напоследок. И потому я промолчал. Мысли и чувства в моменте были противоречивые. С одной стороны, месяц армейской муштры, проведённый под началом Смирнова, убедил меня в моей неотделимости от своих командиров и начальников. Они, вроде как, заместили нам погибших или пропавших без вести родителей, а теперь выходило так, что этот новый родитель оставлял меня на произвол судьбы. С другой стороны, я отчётливо осознавал, что никакого другого выхода из сложившейся ситуации попросту нет, и что либо так, либо — вместе на тот свет. Единственное, по поводу чего мысли и чувства мои были однозначными — это Ира. Я знал, что не могу потерять её, и тревожился о том, что разлука наша теперь может продлиться чуть дольше, чем мы планировали сегодня утром. Но я верил, что в итоге всё сложится хорошо. До последнего верил. И даже сейчас, хоть это и глупо, верю, что нам всё-таки удастся встретиться в последний раз.

И хотя болезнь уже изрядно подкосила меня, мне всё равно трудно усидеть на месте. Дневник хоть как-то отвлекает меня от томительного ожидания. Я всё сижу здесь, сижу и сижу, и жду, пока… Пока что? Пока случится чудо? Может и так. Только какой у меня есть выбор? Выйти и самому распугать всех мертвяков, которые, кажется, только-только вернулись самолётом с какого-то тёплого морского курорта: такие они свежие, отдохнувшие и даже в половину не такие вялые, как те, что были в городе. Как такое возможно? Ума не приложу. Да и какая разница? Наше дело малое: сиди тут и смиренно мочи всё, что представляет угрозу, не думая, откуда эта угроза вообще берётся, и откуда она взялась изначально. Н-да уж… Если и есть какая-то тайна человечества, которую я хотел бы узнать перед смертью — это тайна причины вымирания. Как так получилось? Неужели сама природа решила нас уничтожить? Или, может, это чей-то тайный замысел, или божественное вмешательство? Одно знаю наверняка: знать тайну гибели нашей цивилизации сейчас, на смертном одре, мне хочется больше, чем когда-то хотелось постигнуть загадку зарождения и происхождения человечества. В самом деле, кому теперь какая разница, как мы появились на свет? Неужели сейчас, в мире, где люди восстают из мёртвых и стремятся истребить живых, это всё ещё кого-то волнует?