Записки молодого варшавянина

— Ладно. А ты всегда поворачивайся к снаряду за­дом, тогда наверняка переживешь войну,— рассмеялся он и подошел к обнаженному уже парню с разворочен­ным животом.

Меня затошнило от вони, которая тут стояла, и, взяв свой желтый георгин, я поспешил покинуть больницу. Повязка мешала идти, но боль заметно уменьшилась, и я смог двигаться значительно живее. Артобстрел по-прежнему был не слишком сильным, тем явственнее слышна была перестрелка где-то неподалеку. Низко проносившиеся над головой темные дождевые тучи уве­личивали ощущение трагизма. Я беспрепятственно до­брался до нашей виллы. К счастью, в нее больше не попал ни один снаряд. Я осторожно спустился по лест­нице, выставляя вперед левую ногу. Вокруг коммутато­ра сидели все наши девушки. Тереза вскочила со стула.

— Вот он, поручник Барнаба! — воскликнула она.— А мы уже боялись...

Все-таки она любила меня. До чего ж она была изящна в этом комбинезоне с бело-красными нашивка­ми на воротнике! Стройный, мальчишеский силуэт, на­рочитый отказ от женственности, когда требовались вы­держка и сила. Ума не приложу, как наши девушки умели сохранять опрятность и свежесть в условиях под­вальной жизни, где на счету была каждая капля воды, а в воздухе носилась штукатурка. Я протянул Терезе георгин.

— Купил в цветочном магазине, последний.

Она так взглянула на меня, что меня всего прониза­ла дрожь, но тут же официально доложила:

— Круликарня пала. «Пантеры» стоят на углу Воронича.

Я подошел к коммутатору и взял трубку из рук Кристины. Глаза ее были полны слез. Линия, которую я исправил, еще каким-то чудом держалась. Хоть не на­прасно мы с вагоновожатым пострадали.

— Мы готовим контратаку! — говорил майор.— Вы должны удержать этот дом! Они тоже дошли! Мы дол­жны к сумеркам отбить Круликарню и снова перекрыть Пулавскую.

— Вместе с танками? — спросил его собеседник.— Здесь «пантер» как собак нерезаных.

— Ближе к сумеркам они отступят! — успокаивал его майор.— Продержитесь до сумерек!

— Легко сказать! простонал тот.— Ведь этого до­ма уже почти нет! Оба противотанковых ружья заело от песка, а для пиата осталось три снаряда!

— Ну что ж, пропустите их к нам сюда и любуйтесь, как нас всех перестреляют,— спокойно предложил майор.

— Ну, этого-то мы не сделаем,— послышалось в от­вет.— Прежде они отправят на небо всех нас.

Я вернул трубку Кристине.

— Ты чего разнюнилась? Такой из тебя солдат, да?! С минуту Кристина удерживала рыдания, отчего подбородок у нее дрожал, как у ребенка, но потом раз­ревелась вовсю. Закрыв обеими руками свое лицо анге­лочка с цветных картинок, она безутешно рыдала.

— Тереза, смени ее у коммутатора,— заорал я.— Пусть отправляется к своей мамочке!

Тереза подошла к Кристине, ласково обняла ее за плечи и отвела в угол, где лежал матрас. У коммутато­ра села теперь Иоанна, восемнадцатилетняя девушка с курносым носиком и задорным взглядом. При виде ее все парни теряли покой. В первый же день восстания она вынесла из-под обстрела очень много раненых. Те­реза отвела меня в сторону.

— Пожалуйста, не кричи на Кристину,— прошепта­ла она.— Она только что узнала, что Улик погиб в Круликарне.

— Вон куда его занесло! — с бешенством процедил я. Я был в том состоянии, когда известие о чьей-либо смерти вызывает больше злости, чем сожаления.

— От ужасно влюбилась в него, — пояснила Те­реза.

— Когда же это? Что-то я не заметил!

— Ты многого не замечаешь, вздохнула Тереза.— У них уже несколько недель роман, у тебя под носом. Она хотела сегодня бежать с ним, я ее еле удержала. Пусть она выплачется. Ведь у нее погибает за эту войну второй парень…

— А из-за Альбина она тоже так плакала?!

— Не знаю,— ответила Тереза.— Она считает, что приносит несчастье ребятам, которых любит, и тоже хочет погибнуть...

— А чтоб вас черти!..— взорвался я.— Пусть теперь подождет влюбляться хоть несколько дней. Дать бы вам всем ремнем по одному месту как следует!

Забыв о ране, я сделал резкое движение, и у меня в заду сразу же кольнуло. Тереза смотрела на меня без улыбки.

— Уж не стал ли ты женоненавистником случай­но? — спросила она.

— Стал, стал! — торопливо согласился я, избегая ее взгляда.

Где-то поблизости грохнуло. Наверное, мина. Вбежа­ло двое ребят, вернувшихся с линии: капрал Брода и рядовой Темны. День разгрома становился днем осу­ществления их мечты: у обоих болтались на груди авто­маты.

— Разрешите доложить, линия до Барбары действу­ет,— отбарабанил капрал Брода. Он напряженно смот­рел на меня. Я знал, чего им хочется. И разве я мог отказать им, лишить их возможности пережить в эти несколько последних часов настоящий душевный подъ­ем, почувствовать наконец удовлетворение? Я должен был отпустить их, даже если потом мне пришлось бы самому, с моей дырявой задницей, лазить в поисках оче­редного обрыва, даже если бы я вообще остался здесь без ребят, с одними девчонками.

— Нечего с таким оружием по тылам околачивать­ся,— спокойно сказал я.— Школа на Воронича еще дер­жится.

— Так точно, пан поручник! — воскликнул капрал Брода с радостным удивлением.