Читаем Записки на кардиограммах полностью

Записки на кардиограммах

Не на камеру поучает: врача надо бить, но не добивать.

А когда докладывают, мол, государь, медик-то разбегается, отвечает: плевать — хоть полтора человека, но останется!

По всему видать, крепко сидит.

А однажды у нас свечу вывинтили — кому-то среди ночи понадобилась.

Остального, правда, не тронули, взяв то, что крайне необходимо.

Как папуасы.

— Могу я вас попросить воздержаться от фамильярности в адрес человека, в услугах которого вы в данный момент крайне нуждаетесь?

И — удивление:

— Но ведь я ж старше!

Тоже не редкость.

У пациента, как правило, родственники. Наихудшая разновидность — бодренький балабол.

С онкологическими как с детьми — предельная искренность!

Никаких недомолвок и без утайки.

Они ж чувствуют.

Элитный дом. Повсюду иконки и выдержки из Завета. Тридцать семь штук насчитал — только от прихожей до спальни. А перед дверью, на ход ноги, молитва висит, от руки аршинными буквами.

Видать, сильно с совестью не в ладах.

По ночам приводят семнадцатилетних с амфетаминовой абстенухой. И лепят горбатого, втирая про дистонию.

Вы не первые, кто приходит с такими симптомами. Давайте честно — что принимали?

Возмущаются исключительно натурально, особенно девочки.

Ну что ж, дистония так дистония — пожалуйте ягодицу…

Через час возвращаются.

Не помогает.

Что вы говорите?

Кто б мог подумать!

Ещё раз: что принимали и сколько?

С неохотой раскалываются.

Почему шифруются? Бестактно, оказывается, о таком спрашивать.

Старики гниют в одиночестве, гордясь успехом детей…

Мальчишкой отсидел в немецком концлагере.

После войны шёл за третий сорт — был на оккупированной территории.

Никаких справок. Паспорт выдали лишь в шестьдесят первом.

В девяностых немцы, раскаявшись, прислали извещение на пособие.

А в департаменте его не нашли в списках.

И попросили подтвердить документами.

Он закатал рукав, показал номер.

Предъявил письмо из Германии.

Сказали, что недостаточно.

Ну, плюнул.

Через пятнадцать лет проблема — недоуплачен налог с пособия.

То есть, кто-то за него получал.

Изловчился.

И нынче, поди, ленточки георгиевские повязывает.

…лядина.

Доктора, одержимого православием, фельдшера избегают — неловко, говорят, за него как-то, перед больными…

Концерт Шнура в Ленсовете.

Пьяные, потные, полуголые, неуправляемые имбециллы.

Летающие бутылки, битые черепа, облака табачья.

Кровь, моча, разлитое пиво.

Хрип и корчи со сцены.

И мат.

Отовсюду.

Со всех сторон.

Вакханалия матерщины.

Увозили сразу троих и чуть не подрались с ними в салоне.

Сдали, отзвонились — опять туда же!

Ну уж хрен!

Взяли остановку в пути, — видим, мол, тело на тротуаре, проехать мимо клятва Гиппократа не позволяет, — а сами зашхерились у Ботанического и минут сорок только в себя приходили.

Болтают, Шнур нынче в Оперу подался и там, по слухам, всю труппу очаровал.

А меня вот, как вспомню, до сих пор передёргивает.

Молодые мамы, заспавшие новорожденных.

Обнимут его во сне, а он под тяжестью руки задохнётся.

Маленький же ещё.

Раза три попадал — полпачки потом выкуривал, в один присест.

Перевернулись на скорой.

Легли на бок и, вращаясь, ещё метров тридцать проскрежетали.

Остановились, выбили люк в крыше, вылезли.

Первое, что увидели — руки с мобильниками.

Фотографируют!

Человек десять, не меньше.

Корячились, извлекали больного — никто не помог.

Ходили кругами, ракурсы выбирали.

Муть стёкол.

Скелеты перил.

Бред поколений маркером по стене.

Аварийное освещение, мочало проводки, лишаи извести.

Аммиак и кошатина.

«Оно никогда не настанет!» — закричал вдруг Пилат…

Псих в равной степени и всемогущ, и беспомощен…

Коллеги. Везли бомжару в больницу и метелили его всю дорогу. Крики писали на диктофон. Вечером пили чай, слушали и смеялись под тортик…

Одной фразой?

Пожалуйста.

— Не, не поедем. Мы вас лучше ещё раз вызовем.

Люди безумны…

Отступление

Был Рим. Держал мир в кулаке. Строил города, дороги, знания умножал. А потом кончился. В одночасье. Забыли всё. Тысячу лет жгли людей, молились на деревяху и испражнялись там, где приспичило…

Питер. Метро. Технологический институт. Даты на стенах: первый спутник, ядерный синтез, оптический генератор — пол-века назад.

А ныне только: хлеба и зрелищ!

Один в один.

Настораживает.