См. Б. Окуджава: «Ну, а потом был фронт и ранение, и все, что полагается. А после пришла победа, но о фронте я рассказывать не буду, ибо о нем так много рассказано в книгах и в кино, что я начинаю путать: что — мое, а что — чужое; что было со мной, а что — с другими. Что же касается победы, то хотя я и не совершил ничего героического и, наверное, был неважным солдатом, особенно рядом с другими замечательными воинами, все-таки живет во мне уверенность, что без меня победа досталась бы труднее (апрель 1975)» (
Квинтэссенция володинских воспоминаний о войне — воспоминание о ранении, которым автор наделил Сашу Ильина («Пять вечеров») и героя рассказа «Пятнадцать лет жизни». Более всего война нашла свое отражение в стихах Володина, вошедших в поэтический цикл «И кажется, быть пусту миру» (Ст-19. С. 62–69).
Володин вернулся на фронт после ранения 1944 года и был демобилизован только осенью 1945 года.
Фронтовики не любили вспоминать войну.
Юрий Михайлович Лотман, призванный, как и Володин, в 1939 году студентом (университет, 2-й курс филфака), помнил, по его собственным словам, войну день за днем и каждый день в отдельности. Но лишь в последние годы жизни он немногое решился надиктовать:
«Наступил вечер, и мы вдруг неожиданно поняли, что война кончилась. Это было странно — более точного слова найти не могу. Наверно, так себя чувствует младенец, когда он родился: привычной ситуации нет, а что делать — он не знает… <…> И тут случилось нечто странное.
Общее настроение все эти годы, как я говорил, было бодрым. Бывала усталость, проклятья, иногда энергию и силу приходилось поддерживать длинной и изощренной матерщиной (очень помогает). Вообще — никакой идиллии. Но это было нечто совсем иное по сравнению с тем, что случилось с нами сразу после окончания войны. Стало почему-то очень грустно.
В ряде фильмов, изображавших конец войны, на экране всегда появлялись кадры торжественной встречи фронтовиков с вынесшими все тяготы их девушками и семьями. Но между окончанием войны и даже первыми незначительными демобилизациями прошли месяцы. Это были самые тяжелые месяцы.
Мы стояли в чем-то вроде негустого лесочка. Нас не допекали занятиями (обычная мука солдата не в боевых условиях), мы были свободны. Мы даже могли, когда хотели, пойти в ближайшую немецкую деревню или в очень милый близлежащий городок. Но вдруг, и казалось, без видимой причины, нас охватила гнетущая смертная тоска — не скука, а именно тоска. Мы пили по-мертвому и не пьянели. Приходилось вспоминать и давать себе отчет в том, что в эти годы старательно забывалось» (
Лотман вспоминает об убитой женщине и младенце возле нее на обочине, мимо которых он пробежал восстанавливать телефонную связь под огнем противника. Эта картина осталась с ним навсегда.
«Но вот в первую же пьяную ночь после окончания войны я все это увидел вновь. Это и многое другое. Не случайно мы пили вмертвую и было немало самоубийств. Их официально списывали по формуле „в пьяном виде“, как позже списали самоубийство Фадеева. Но причина, конечно, была в другом. Пришло время расплачиваться за долги. Так же, как позже оно пришло и к Фадееву. (Замечу в скобках, что не могу не уважать Фадеева за то, что он оказался честным должником. А я нет.)» (там же).
Благодарность театру
С. 40
Пьеса Б. Шоу «Пигмалион» была поставлена в Москве в Малом театре в 1943 году. Постановка — н. а. РСФСР К. А. Зубова. Роли исполняли: леди Хиггинс — н. а. СССР А. А. Яблочкина, Е. Д. Турчанинова, Элиза Дулиттл — з. а. РСФСР Д. В. Зеркалова, профессор Хиггинс — н. а. РСФСР К. А. Зубов, з. а. РСФСР М. И. Царев, Полковник Пикеринг — Е. П. Велехов, Альфред Дулиттл — з. а. УССР В. А. Владиславский.