Записки о болгарских восстаниях

Наконец, поняв, что выхода нет, мы остановились на голой каменистой вершине и под ударами ледяного дождя сбились в кучу, прижались друг к другу. Так же поступили наши кони — они стояли голова к голове. Мы не выставили караулов и дозоров — в этом не было необходимости. Какой безумец решится преследовать нас в такую грозу? В ту ночь и сон и дремота бежали от нас: дождь всех вымочил до костей: людей пробирала такая дрожь, что зубы у них стучали. А дождь все лил и лил! На рассвете некоторые обратили внимание на какой-то черный предмет, который то опускался, то поднимался между двумя соседними скалами. Оказалось, что это не кто иной, как наш отец Кирилл. Обнажив голову, он молился на гребне Стара-Планины, крестясь и кладя поклоны. Не знаю, услышал ли бог его молитвы, — вместо того, чтобы повернуться лицом к востоку, он, по ошибке, молился на запад.

— Живы ли вы все? — спросил он, подойдя к нам и увидев, что мы на него смотрим.

Настал день, но он мало чем отличался от ночи, — густой туман еще с вечера окутал горы. Часа два мы шли в одном и том же направлении — на восток, если верить стрелке компаса: на север мы хотели повернуть лишь после того, как минуем Етрополе. Многие голодные повстанцы ползали по лугу, ища в траве щавель.

Целый день кружили мы по горам и так запутались, что дважды возвращались на то самое место, откуда тронулись в путь утром! Господин Бакырджиев и Вакарелчанин не раз отклонялись в сторону в поисках верного пути, но тщетно. Каждый час мы развертывали карту и клали на нее компас. Надо думать, он правильно указывал направление, но отряд роптал, и бойцы единодушно твердили, что «чертова коробочка ошибается и только путает нас». Мы пробовали двигаться и в том направлении, куда указывал компас, и в том, куда нас якобы звал «здравый» рассудок, но в обоих случаях наталкивались на непреодолимые препятствия. С одной стороны была совершенно непролазная чаща, в которой застряла бы и малая пташка, с другой — отвесный обрыв или что-нибудь в этом роде.

В конце концов и компас, и собственный наш рассудок довели нас до того, что мы заночевали чуть ли не в тех самых местах, где были 3 мая, а возможно, и еще дальше… А дождь барабанил по нашей одежде. Мы сложили костерчик — густой туман скрывал нас от башибузукского ока; но мог ли нам помочь слабый огонек? Сидишь у костра — обжигаешь руки и ноги, а спине так холодно, точно ее кусают голодные псы. Я уж не говорю о «внутренней борьбе», то есть «революции в животе». Там что-то клокотало и щелкало, словно четки хаджи. Мы уже не боялись башибузукских карательных: отрядов, но стали опасаться не на шутку, как бы нам не застрять в этих горных трущобах и не умереть голодной смертью. На другой день повторилось то же самое, с той разницей, что «революция в желудках» приняла еще больший размах, и ребята стали есть не только щавель, но и буковые листья. Страшное отчаяние овладело нами. С каждым часом нам становилось все яснее, что мы обречены на гибель. Мы были сломлены и без содействия карательных отрядов.

После полудня подул западный ветер и разогнал густой туман, который поднялся из низин и окутал горные вершины.

Можете себе представить, как мы обрадовались, заметив в ближней ложбинке овечью кошару, где играли и бегали белые ягнята и черные, как черти. козлята!.. Еще больше мы возликовали, когда, посмотрев в бинокль, увидели хижину, а в ней чабана, который месил тесто у очага! Ни слова еще не было сказано о том, что надо бы послать к хижине кого-нибудь взять хлеба и другой еды, а Господин Бакырджиев и Вакарелчанин уже вскочили на коней и только ждали приказа, чтобы тронуться в путь. С ними отправились несколько далматинцев и других повстанцев, всего человек десять- двенадцать. Кроме хлеба, муки и соли, им приказали взять десятка два барашков, а кроме того, доставить в отряд и чабана. Мы хотели узнать от него, где находимся и в какую сторону нам следует отправиться, чтобы достигнуть намеченной цели.

— Детки, гоните всю отару целиком, ради бога! — кричал далматинец Джуро.

Всадники вихрем помчались к кошаре, а отряд остановился на поляне, поросшей густой зеленой свербигой. Коней пустили пастись. Все мгновенно оживились, словно хорошо выспались, сразу заговорили, стали предлагать различные планы действий. Словом, как только отряд понял, что скоро будет хлеб, ему стало море по колено.

— Где ж это слыхано-видано, чтобы в Стара-Планине да голодать! — говорили, поглядывая на кошару, самые пылкие, и у них текли слюнки, а кошару уже снова заволакивал туман.