Остановившись на Лисеце, мы послали людей собрать рассеявшихся по лесу панагюрских повстанцев, с которыми мы хотели вместе напасть на турецкий лагерь. Многие панагюрцы не замедлили явиться к нам с оружием в руках. Одежда их была изорвана, лица обожжены и покрыты копотью, глаза ввалились, губы запеклись. Уже несколько дней у них не было крошки хлеба во рту. Этич несчастные участвовали в самых ожесточенных битвах за Панагюриште — у Балабанова леса и Бырдо.
Неприятельскими войсками командовал Хафуз-паша; он пришел со стороны Стрелчи в сопровождении множества башибузуков и местных турок, знавших все тайные тропки. 29 апреля началось ожесточеннейшее сражение. Геройски бились наши панагюрские борцы, вооруженные лишь старыми карабинами, против турецких регулярных войск, снабженных шнейдерами и винчестерами. Но вот над ними просвистело ядро, выпущенное из полого сухого ствола черешни; однако его свист утонул в грохоте берлинской стальной пушки. После третьего выстрела черешневая пушка повстанцев превратилась в корыто, иначе говоря, раскололась.
Но Хафуз-паша дорого заплатил за взятие Панагюриште. Наши герои, отступавшие под градом пуль, то и дело останавливались и открывали огонь по неприятелю. Около двухсот турок попадали в панагюрские окопы, в том числе два-три офицера, тогда как у болгар убитых и раненых было сравнительно немного. Это правда, что за время Апрельского восстания более шестисот панагюрцев умерли мученической смертью за болгарскую свободу, но то были главным образом женщины, дети и больные, и убили их безоружных, не в бою, а в их собственных домах, на чердаках, на улицах.
Проливные дожди, о которых я уже говорил, тоже нанесли жестокий удар нашим бойцам. Бывало, пока заряжаешь ружье, пока насыпаешь порох, стоишь, наклонившись над стволом, и защищаешь его от дождя полой, не замечая, что в патронташе мокнут бумажные патроны. Борьба в таких условиях, конечно, не могла быть продолжительной — проклятые турки не ждали, пока наш повстанец зарядит ружье, и за это время успевали выпустить в него несколько пуль из своих винтовок.
Когда панагюрские бойцы отступили перед громадными султанскими полчищами, победители заняли их окопы и все Панагюриште. Страшной местью отомстили они болгарскому населению. Их и без того бешеная ярость возросла во сто крат, когда, бросившись занимать город, они были вынуждены пройти, как по мосту, по трупам своих соотечественников, убитых их вчерашними покорными рабами.
Начались ужасающие зверства — разгул «огня и меча»… Спасся лишь тот, кому удалось бежать в лес. Отчаянные вопли женщин, испуганные крики детей оглашали воздух. И их, этих женщин и детей, турки считали своими врагами; и им, наравне с их отцами и мужьями, пришлось изведать, что представляет собой холодное железо ятагана и пуля, выпущенная из шнейдера.
Несколько известных повстанцев по невыясненным причинам остались в городе — то ли умышленно, то ли не успели скрыться вовремя, сказать трудно, — и их окружили турки. Многие из этих оставшихся решили сражаться до последнего вздоха. Так, например, Рад Клисаря, один из храбрейших борцов, заперся вместе с сотником Стояном Пыковым в доме хаджи Симеонова. Ураганный огонь открыли они из окон этого дома по атакующим туркам. За четыре или пять часов им удалось уничтожить до двадцати турок, в том числе одного офицера. Оба они только стреляли, а два других человека заряжали им ружья. Рад Клисаря с ножом в руке несколько раз выскакивал наружу, подбирал ружья убитых солдат и снова возвращался. Убедившись, что взять героев силой и поджечь проклятый дом невозможно, Хафуз-паша прибег к дипломатии. Он несколько раз посылал к засевшим в доме безоружных парламентеров — сержантов и офицеров, — и те уговаривали «хищных комит» сложить оружие, обещая им полное прощение от лица «босфорского солнца» /султана/.
— Лжете, собаки! — отвечали наши герои, и снова стреляли из окон.
Наконец подвезли пушку, и орудийной стрельбой подожгли дом издалека.
Незаурядные натуры, горячие головы неизменно приносят пользу ближним своими подвигами. И подвиг наших двух героев не был исключением из этого правила. Пока турки со своим пашой вели переговоры с Радом Клисарей и Стояном Пыковым, побежденные панапорцы спасались бегством.
Другой повстанец, Тодор Гайдук из села Радилово заперся в доме Делчо Ширкова. Стреляя из этого дома, бывалый болгарский боец уничтожил двадцать пять вражеских солдат, сам не получив ни царапины. Ему удалось спастись бегством, умер он позднее своей смертью. По приказу главнокомандующего соседние дома, близ которых валялись двадцать пять жертв Тодора, были преданы огню, причем турки сыпали порох на лица своих же павших солдат и башибузуков, и их трупы тоже сгорели.
—