Записки о болгарских восстаниях

Вообще можно сказать без преувеличения, что самыми крупными и ожесточенными боями были уличные бои, начавшиеся, когда повстанцы были уже разбиты и каждый действовал в одиночку, на свой страх и риск. Кроме тех героев, о которых мы уже упоминали, отчаянную храбрость проявил Георгий Джелов и многие другие, но описать их подвиги невозможно, ибо всепожирающий огонь уничтожил героев вместе с убитыми ими врагами. Георгий Джелов стрелял из-за ограды, и за короткое время перед нею выросла груда вражеских трупов.

Другие бойцы, стоявшие над Драголин-махалой, не отступали до тех пор, пока регулярные войска не ворвались в их окопы и не начался рукопашный бой между турками и болгарами. Тут особенно отличились Станчо Маринов и Костадин Кацаря; выхватив ножи, они заняли концы окопа и ободряли своих товарищей.

Почти не было случаев, чтобы кто-нибудь из панагюрских борцов сдался с оружием в руках. Петр Штырбанов, увидев, что его окружили со всех сторон, сунул себе револьвер в рот и мертвый рухнул на землю. До конца сражались Никола Мулешков, Рад Кепелец, знакомый читателям воевода Ворчо и многие другие. Необходимо отметить и то, что вооруженные повстанцы, которых было всего человек восемьсот, самое большее тысяча /я не считаю тех, кто дрались только топорами да кольями/, противостояли снабженным крупповскими пушками турецким войскам численностью в три тысячи человек и, кроме того, башибузукам.

Так или иначе, но панагюрцы обессмертили имя своего скромного городка. Их Обориште и сам город достойны занять первое место на страницах болгарской новой истории вместе с их разорвавшейся пушкой. Славные подвиги совершили панагюрцы!..

3

—

Бенковский все чаще задумывался, становился каким-то нелюдимым. Я забыл рассказать, что, когда мы впервые прибыли на Лисец и Панагюриште предстало перед нами со всеми его ужасами, Бенковский остановил коня на вершине горы и указал пальцем на горящий город.

— Я уже достиг своей цели! Сердцу деспота нанесена такая рана, что не зажить ей во веки веков! Теперь дело за Россией! — сказал он тогда и, спешившись, подошел к буку и сел на его корни.

В тот же день мы увидели в бинокли, что отряд турецких войск двинулся по направлению к Мечке и вскоре предал ее огню. Иван Шутич и Альбрехт, с согласия воеводы, снова предложили напасть на этот отряд — они хотели испытать боевую готовность нашего деморализованного отряда. Несколько человек немедленно вскочили на коней и с саблями наголо поскакали сзывать бойцов. Но лишь очень немногие откликнулись на призыв. Остальные — их было большинство— скрылись в густой чаще и появились лишь через час… На наш вопрос, чем объясняется такое малодушие, люди ответили, что сначала их нужно накормить, а потом уже они будут сражаться. Бенковский сердился, кричал — хоть и не так грозно, как раньше, — но все было впустую! Слепого подчинения как не бывало.

В таких условиях нечего было и думать о нападении на турецкий лагерь. Да и чего бы мы добились, атакуя его с нашими кремневыми ружьями, из которых невредимой осталась лишь одна десятая часть? Впрочем, что говорить о нас? Соберись хоть десять тысяч повстанцев, вооруженных этими трещотками, они не устояли бы перед пятью сотнями современных винтовок. Турки даже не пытались узнать о наших приготовлениях. Они нас уже не боялись. Когда мы прибыли на Лисец, они только усилили караулы на постах, обращенных в нашу сторону, да подожгли церковь святой Петки, уже знакомую читателям, — ту самую, близ которой ликовали панагюрцы в пасхальных праздниках недели две назад.

Высокие голые холмы, окружающие Панагюриште, почернели от неприятельских войск.

— Кто мог думать, что у этих собак такая уйма солдат? — говорили наши повстанцы, которые еще несколько дней назад наивно полагали, что все вооруженные силы Турции не превышают двух-трех тысяч человек.

Из всего этого явствовало, что наше пребывание в окрестностях Панагюриште не только бесполезно, но и вредно даже для нас самих. Нам почти нечего было есть, а население начало мало-помалу сдаваться, что грозило нам опасностью и никак не входило в наши расчеты. Но возникал вопрос — куда нам податься, если мы потеряли Панагюриште, на которое больше всего надеялись — и не только мы, но и другие повстанческие пункты IV революционного округа? Правда, оставались еще Копривштица, Ново-Село, Синджирлий и другие селения, где действовали два наших товарища, Волов и Икономов. Необходимо било встретиться с ними, чтобы обдумать, что делать дальше, и уже после этого вынести решение.