Записки о болгарских восстаниях

— Вот что я вам скажу, сынки: по моему стариковскому разумению, лучше мне самому проводить вас в Троян, — сказал, наконец, дядя Вылю и украдкой оглядел всех нас, словно собирался просить денег. — А впрочем, как хотите, смотрите сами. Только не говорите потом, что вы мне надоели и я хотел от вас отделаться. Боже упаси! Да хоть год живите при мне — только рад буду. Но лучше тронуться в путь теперь, когда «собаки» совсем очумели и с головой ушли в более важные дела. Отведу вас к своему зятю, а он уж о вас позаботится. Он такой человек, что с завязанными глазами доведет вас до Троянских хижин. Я затем и пришел, чтобы сказать вам это, а там делайте, как вам господь укажет. Скажите только слово, и я поведу вас. Как перейдем речку Свинарицу, до зятевой кошары будет совсем близко — пуля долетит…

Стрела дяди Вылю попала в цель. Он знал, что уже три дня мы бредили Трояном…

6

Часу в двенадцатом мы покинули то место, где нас нашел пастух. Он встал, перекрестился несколько раз, приложился к руке отца Кирилла и пошел вперед. Тут хлынул такой ливень, что вскоре в коровьих следах образовались лужицы, а небо потемнело, как в сумерки.

Мы спускались по горному склону к реке, которая носит название Костиня или Свинарская. Шли по узкой тропинке, один за другим: впереди наш благодетель, за ним Бенковский, отец Кирилл, Стефо и, наконец, я. Помнится, слева стояли какие-то ветхие лачуги, показавшиеся нам подозрительными, и мы все оборачивались, стараясь рассмотреть, что там внутри. Этой лесной тропинкой мы шли минут десять-пятнадцать и, наконец, спустились по склону на дно долины. Перед нами простирался зеленый луг, пересеченный дорогой, и это нам не понравилось, так как мы избегали дорог. За лугом, на том берегу речки, мы увидели лес, и над ним противоположный склон долины, но разглядели только нижнюю его часть, а выше все было окутано туманом. Луг был продолговатый и довольно большой, так что мы не сразу решились его перейти.

— Да не бойтесь же! Какой дьявол вас тут увидит? — проговорил наш благодетель и зашагал по мокрой луговой траве.

Мы последовали за ним в прежнем порядке, не обменявшись и двумя словами. До совещаний ли было! Не знаю, что думали трое моих товарищей об этом переходе по открытому со всех сторон месту, но о себе скажу, что меня очень беспокоила неосторожность дяди Вылю. Пока мы шли по лугу, я даже головы не смел поднять, чтобы посмотреть на окружающую местность, внушавшую мне страх. Я даже решил сказать товарищам, что подобная беспечность не в гайдуцких правилах, но отложил разговор до более удобного случая.

Мы приблизились шагов на пять-шесть к левому берегу речки, поросшему деревьями и густыми зарослями. О близости ее можно было догадаться только по шуму, свойственному горным потокам, так как она скрывалась за высоким берегом и густым лесом. Но прежде чем узреть прозрачный лик реки Костини, мы увидели перед собой мост, по которому нам предстояло ее перейти. Этот странный мостик был сделан из двух отесанных бревен шириною в пядь, перекинутых с одного берега на другой. А еще страннее было, что ни на прибрежной траве, ни на самом мосту, чистом и гладком, как зеркало, не оказалось никаких человеческих следов.

Впрочем, это было объяснимо: во-первых, каждый день шел дождь, смывая и заливая все следы: во-вторых, место здесь было глухое, и за целый месяц едва ли больше двух-трех человек переходило речку по этому мостику. Не дойдя до него, дядя Вылю обернулся и, оглядев нас, остановился, показывая своей клюкой на высившуюся перед нами гору.

— Видите вон ту гору, над которой клубится туман? — спросил он.

Желая узнать, что еще скажет наш благодетель, мы тесной кучкой столпились вокруг него.

— Бог даст, перевалим через нее к вечеру — вот и пришли на место, — объяснил он. — Ну, идемте скорей, да держитесь друг за друга, чтобы не свалиться в воду, и ничего не бойтесь.

Следуя гуськом за дядей Вылю, мы ступили на гладкий мостик. Я шел позади всех. Речка, не очень глубокая, текла с быстротой пули. Оба ее берега были высотой в несколько аршин. В том месте, где мы ее переходили, прибрежные заросли были очень густы, а ветви деревьев сплелись, образуя над речкой свод, напоминавший крытый базар в городе. Шагая по мостику, мы обеими руками держали перед собой ружья навесу, чтобы не потерять равновесия.

Дядя Вылю и Бенковский уже ступили на противоположный берег, а мы трое — отец Кирилл, Стефо и я — еще шли по мосту. Все молчали. Тогда я заговорил. На правом берегу реки было много признаков того, что мост построен только что, и, заметив их, я решил обратить на это внимание своих товарищей и узнать, согласны ли они с моим выводом.

— Надо бы тебе знать, что мы не на пловдивском мосту через Марицу, а в Тетевенских горах, на реке Костине, — отозвался Бенковский, оглянувшись.

Это были его последние слова… Его прощание…