Записки о болгарских восстаниях

Признаюсь откровенно, никогда в жизни я не был так напуган. Надеюсь, никто не обвинит меня в малодушии — предательство было так жестоко, совершилось так неожиданно. Я бежал, уверенный, что за мной гонятся. Гремели выстрелы. На бегу я расстегнул куртку и пощупал бок — не течет ли кровь из того места, куда меня что-то ударило. Нет, раны не было. В тумане я не знал, куда кинуться, боялся, как бы не напороться на засаду, да и не хватало у меня сил подниматься по крутому склону, и я надумал прибегнуть к хитрости. Впереди горой высился огромный раскидистый бук. Окинув его взглядом, я решил спрятаться среди густых ветвей, а там будь что будет.

Вскоре я уже сидел на суку, обхватив руками самые верхние ветви бука-спасителя, и молился, как Иисус Навин, чтобы солнце ускорило свой ход, потому что в темноте легче было спастись. Я имел глупость вообразить, что отбежал бог знает как далеко от места кровавой драмы, и понял свою ошибку, лишь вскарабкавшись на верхушку дерева, откуда были отчетливо слышны голоса врагов, оставшихся внизу, у реки. Правда, на такую кручу нельзя было подняться быстро, но по прямой линии расстояние от моего бука до реки не превышало трехсот-четырехсот шагов. До чертова мостика было, как говорится, рукой подать. Я понимал, как опасно мое положение, но не спустился с дерева, рассчитав, что до наступления темноты осталось не более получаса. Да и дождь мне благоприятствовал.

—

— Свиньи гяуры! А клятвы ваши где?.. Не вы ли клялись что, приди хоть сотня турок, вы все равно не сложите оружия и умрете, как герои? — кричал, скрежеща зубами, какой-то турок, вероятно, склонившись над одним из моих умирающих товарищей и рубя его тело своим ятаганом — я слышал, как трещали кости.

От моего неослабного внимания не ускользнула и та характеристика, которую дал мне наш «верный друг», когда турки стали расспрашивать его, смелый ли я человек. Потом турки принялись упрекать друг друга в том, что поступили глупо — надо было подождать, пока мы все до одного не перейдем мостика, а потом уже стрелять. Я слышал также страшное хрипенье и предсмертные стоны моих товарищей. Сначала турки только смеялись и ликовали, потом стали ссориться. Очевидно, они не поделили денег, найденных в кожаной суме отца Кирилла. А я на своем дереве не смел и вздохнуть!

Но вот я снова окаменел — из леса выскочила рыжая собака и, подбежав к моему буку, подняла ногу, задрала голову. Боже, что стало бы со мной, вздумай эта собака залаять! Я не смел пошевельнуться, даже старался не смотреть на нее, так я боялся, что вдруг она заметит меня и залает. К счастью, она скоро убежала в лес, и только по ее хвосту, мелькнувшему между стволами, я увидел, что она удаляется.

Так, затаясь, я сидел на дереве, скрытый ото всех. Спустя полчаса после кровавых событий наступила грозная ночная тьма. Но ей, этой тьме, а также дождю и дремучему лесу был я обязан тем, что не пал мертвым рядом с тремя своими товарищами. Наконец дождь перестал, ветер утих, пелена тумана стала кое-где разрываться и громадными столбами подниматься вверх к небосводу. С нею вместе восходили туда и души моих товарищей!.. Тучи «сняли осаду», и Свинарская долина была теперь видна на всем ее протяжении вместе с ближними зубчатыми горами, один вид которых внушал человеку неодолимый трепет.

Смех, перебранки, разговоры «героев мостика» скоро умолкли — турки словно провалились сквозь землю. Во всем своем грозном величии пришла горная ночь. На всю окрестность, на все эти мрачные, таинственные ущелья и горделивые горные вершины легла печать молчания, — казалось, и они, эти неодушевленные великаны, готовятся меня преследовать! По крайней мере так чудилось моему больному воображению. Только буйная река, тоже соучастница кровавого преступления, нарушала безмолвие своим вечным шумом. Вскоре мертвую тишину нарушило дикое карканье той горной птицы, которая кричит, как человек: тому, кто ее не слышал, трудно поверить, что подобные звуки может издавать пернатое существо. В ущелье заухал филин, которого мы слышали днем. Это по его уханью несчастный отец Кирилл предсказывал погоду. Сейчас филин глухо стонал.

Мне очень хотелось знать, куда ушли турки и наш коварный «благодетель» дядя Вылю — не остался ли он здесь, чтобы меня выследить? Вернулись ли турки в село или сидят поблизости и подстерегают меня? Последнее предположение казалось мало вероятным, но если они все-таки остались, думал я, это кончится для меня плохо. Поэтому я не покидал своего убежища.

Немного придя в себя, я мысленно вернулся к тому, что произошло несколько часов назад, и, когда перебрал в памяти все события последних дней в голове у меня помутилось, меня снова пробрала холодная дрожь. Пожалуй, не стоит объяснять, что мы пали жертвой мерзкого старика, дяди Вылю.

—