Записки о музыке. Пара фраз от Алексея Сканави

В первые десятилетия 20 века в музыке было совершено столько новаторских открытий, столько творческих прорывов, сколько, пожалуй, не случалось за всю остальную историю музыки, ни до, ни после этого. В частности, именно тогда возникла идея соединить в рамках одного произведения искусства музыку и свет. Идею эту предложил русский композитор Александр Николаевич Скрябин. В партитуре его симфонической поэмы «Прометей» (которую он сам еще называл «Поэма огня») одна из строчек предназначена вовсе не для музыкального инструмента, и озаглавлена “luce” (что по-итальянски означает «свет»). Жаль только, что сам Скрябин так и не оставил подробных указаний, как именно следует исполнять эту строчку. Специально для исполнения «Прометея» композитор заказал в Соединенных Штатах световую машину, изготовление которой заняло почти два года, и к московской премьере, которая состоялась в 1911 году, ее так и не успели доставить. А когда, незадолго до смерти Скрябина в 1915 году «Прометея», наконец, попытались исполнить в Америке в полном варианте, композитор так и не смог приехать и объяснить, как пользоваться этой световой машиной.

Размер не имеет значения. Эта расхожая фраза применима в том числе и к композиторам. В самом деле, масштаб композитора далеко не всегда связан с количеством созданных им произведений. Например, шестьсот песен, написанных композитором, могут говорить нам о том, что он либо гений (как Шуберт), либо хороший бизнесмен (как некоторые известные авторы эстрадной музыки), либо просто графоман (как многие, ныне прочно забытые фигуры 19 века). С ростом человека масштаб его таланта также не связан: композиторы, как и люди многих других профессий, бывали и небольшого роста, и очень высокие. Пальму первенства в этом отношении среди композиторов академического направления безусловно держит Сергей Рахманинов. Ростом он был почти два метра, а точнее – 198 сантиметров. А самыми невысокими композиторами, чей рост был всего около полутора метров, были Игорь Стравинский (158 см), Франц Шуберт (153 см) и титан норвежской музыки Эдвард Григ (всего 152 см).

Китайскую музыку мы всегда можем легко отличить на слух. Отчасти потому, что она использует специфический набор звуков, включающий не семь нот, названия которых знакомы у нас каждому ребенку (до-ре-ми-фа-соль-ля-си), а всего пять. Так называемая пентатоника (в переводе с греческого «пятизвучие») свойственна фольклору многих стран, в том числе и России. Но только в Китае эти пять звуков с древнейших времен имели под собой стройное теоретическое обоснование, вычислялись строго научными методами и даже, согласно некоторым трактатам, являлись первичными по отношению к пяти первоэлементам бытия – земле, воде, огню, дереву и металлу. А когда европейские композиторы хотят изобразить китайскую музыку, то сделать это им бывает очень легко. Достаточно просто играть исключительно по черным клавишам фортепиано – это и будет та самая китайская гамма, или пентатоника.

Вопреки широко распространенному мнению, музыка не так уж часто изображает что-то, помимо самой себя, то есть чисто музыкальных образов. Но не секрет, что многие любители музыки, слушая то или иное произведение, все-таки пытаются угадать, что же в нем изображается. Происходит это из-за того, что большинству людей свойственно, скорее, зрительное восприятие, чем слуховое. Вот они и пытаются мысленно привязать звуки, которые они слышат, к картинкам, которые они хотели бы увидеть. С этим же связаны и попытки найти соответствия между звуком и цветом. Некоторое время назад даже активно обсуждалась теория «цветомузыкального слуха». Но научные исследования показали, что объективной связи между тем или иным цветом и каким-либо музыкальным тоном, созвучием и тем более тональностью не существует. Каждый человек все равно «слышит» краски и «видит» звуки по-своему.

Большинство инструментов академической музыки во всех языках называются одинаково или, по меньшей мере, похоже (например, кларнет, виолончель или тромбон). И только скрипка (или, по-итальянски, violino) почти в каждом языке называется по-своему. У немцев geige, у англичан fiddle, у чехов husle, а у китайцев вообще xiaotiqin (или маленький ручной цинь). Кстати, для нас сейчас уже как-то совершенно естественно, что в русском языке скрипка и виолончель женского рода, а вот альт и контрабас, например, мужского. Но интересно, что на родине общепринятой сейчас музыкальной терминологии – в Италии – и скрипка, и виолончель, и даже флейта, не говоря уже о многих других музыкальных инструментах, мужского рода. А к женскому роду относятся только арфа, туба и, как ни странно, альт.