Записки о музыке. Пара фраз от Алексея Сканави

Иногда так бывает, что произведение искусства обретает новую жизнь в творчестве другого художника. Например, когда мы говорим о кино, то пересъемка известного фильма в новых реалиях и с использованием новых технологий называется ремейком. В музыке тоже бывают свои ремейки. В основном, это касается виртуозных фортепианных транскрипций, сделанных концертирующими пианистами на основе известных оперных и симфонических произведений. Как, например, великолепная обработка «Пляски Смерти» Сен-Санса, сделанная Листом. Но бывает и наоборот, когда исходное фортепианное сочинение оказывается настолько ярким, что так и просится стать симфонической партитурой. Так было с «Картинками с выставки» Мусоргского, которые блестяще оркестровал Равель, в результате чего музыка Мусоргского заиграла совершенно новыми красками. Но, так же, как и в кино, в музыке бывают и двойные ремейки, как, например, листовская версия «Пляски Смерти» Сен-Санса, усложненная и переделанная Горовицем, или «Картинки с выставки» Мусоргского, переосмысленные после Равеля популярной рок-группой “Emerson, Lake and Palmer”.

Самым неприличным танцем новейшей истории безусловно является французский канкан. Само слово «канкан» означает гомон, шум и всяческую суету, то есть примерно то же, что первоначально означало англо-американское слово «джаз». Быстрый темп и характерное задирание ног стали особенно узнаваемыми после того, как в обиход вошли специальные юбки и специфическое нижнее белье исполнителей. Тогда же в канкане произошли два существенных изменения: в исполнении перестали принимать участие мужчины, и танец стал исполняться группой девушек, выстроившихся в линию, иначе говоря – кордебалетом. Самым знаменитым канканом, без сомнения, является cancan infernal (или «адский канкан») французского композитора Жака Оффенбаха из его оперетты «Орфей в аду». А самой остроумной пародией на канкан – пьеса «Черепахи» из «Карнавала животных» Камиля Сен-Санса, где эта же известная тема звучит примерно в 16 раз медленнее оригинала, что дает слушателю возможность радостно узнать ее лишь спустя примерно минуту после первой ноты.

Катастрофически знаменитый «Свадебный марш» Феликса Мендельсона является вовсе не единственным ритуальным произведением для свадеб. Значительная часть цивилизованного мира традиционно женится и выходит замуж под музыку вовсе не еврея Мендельсона, а его злостного ненавистника – антисемита Рихарда Вагнера. И дело здесь, конечно, вовсе не в национальном вопросе, а просто в исторически сложившихся традициях отдельных стран. Интересно, что оба этих свадебных марша первоначально были частью театральной музыки. Свадебный марш (а точнее – свадебный хор) Вагнера взят из его оперы «Лоэнгрин», а свадебный марш Мендельсона – из его музыки к комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь», в которой, кстати сказать, есть номера и поинтересней. В частности – потрясающее Скерцо, мастерски обработанное для фортепиано и непревзойденно записанное на пластинку Сергеем

«Из наслаждений жизни одной Любви музы́ка уступает» – так сказал Александр Сергеевич Пушкин устами одного из своих персонажей. А классикам надо верить: они плохого не скажут. Музыка и любовь вообще связаны гораздо теснее, чем это может показаться на первый взгляд. И неслучайно, когда в европейской культуре после жестких рамок средневековья вновь стало можно упоминать античную богиню любви Венеру, композиторы стали посвящать ей чудесную музыку. Венера, она же Афродита, проживала, как известно, на острове Цитера (или Кифера). Поэтому «Колокольчики Цитеры» из клавесинной пьески Куперена это не иначе как те самые сладостные звуки, которые во все времена привлекали мужчин на этот чудный остров. Великолепная музыкальная картина Дебюсси «Остров радости» также связана с Венерой и ее местом обитания. А вот в вагнеровском «Тангейзере» богиня любви предстает чуть ли не отрицательным персонажем, препятствующим главному герою на пути к его духовному спасению. Но, как и в случае с моцартовской Царицей Ночи, композитору не удается вызвать у нас негативное отношение к Венере. Уж больно музыка хороша.

Записи старых мастеров дошли до нас лишь в небольших фрагментах. В их исполнении мы можем послушать в основном лирические или виртуозные миниатюры. Это связано с тем, что первоначально продолжительность звучания грамофонной пластинки (а именно она тогда была основным носителем звукозаписи) составляла всего около пяти минут. Впоследствии, с развитием технологий, длительность звучание пластинок (тех самых, которые сейчас называют виниловыми, и которые опять входят в моду) стала составлять уже до 20 с лишним минут на каждой стороне, что позволило записывать уже гораздо более крупные произведения. И уж настоящей революцией в звукозаписи стало изобретение лазерного компакт-диска в 1979 году. По настоянию тогдашнего главы корпорации Sony, максимальная продолжительность его звучания составляла ровно 74 минуты. Именно столько звучала 9-я симфония Бетховена в исполнении его любимого оркестра.