Записки о музыке. Пара фраз от Алексея Сканави

Немецкий композитор Рихард Вагнер известен своими монументальными операми. В отличие от большинства опер его итальянских современников, где оркестр преимущественно просто аккомпанировал певцам, в операх Вагнера часто именно в оркестре происходит развитие сюжета, или раскрывается внутренняя подоплека происходящих событий. Делает это Вагнер при помощи лейтмотивов – особых музыкальных фраз, которыми наделяются все персонажи опер, а также артефакты, эмоциональные состояния, архитектурные сооружения, ситуации и даже отвлеченные идеи. Например, если в оркестре звучит лейтмотив Зигфрида, то по сюжету он либо сейчас появится, либо о нем говорят. А если звучит лейтмотив проклятия кольца, то уж точно жди беды. Фактически, если подробно изучить систему лейтмотивов той или иной вагнеровской оперы, то для понимания происходящего можно не только не знать немецкого языка (а именно на нем поются оперы Вагнера), но даже и на сцену не смотреть: в музыке и так все ясно!

Из всех музыкальных произведений, посвященных временам года, у нас в стране, конечно, более всего знамениты «Времена года» Чайковского. А если брать всемирную популярность, то пальма первенства принадлежит, безусловно, скрипичным концертам Вивальди. Музыка их настолько известна и настолько заезжена на великосветских мероприятиях в исполнении струнного квартета, примостившегося где-то в уголке, что ее с трудом уже можно воспринимать, как музыку содержательную. А между тем, в отличие от многих концертов его современников, просто написанных в определенной форме и по установленным правилам, «Времена года» «рыжего монаха» (а именно так называли Вивальди его современники) насыщены остроумным содержанием и даже некоторым сюжетом. Помимо того, что каждому концерту предпослан стихотворный сонет, в самой партитуре концертов есть множество авторских ремарок, помогающих нам понять, что именно происходит в музыке. Так, например, в концерте «Осень», где первая часть посвящена празднику сбора урожая, ремарки поясняют нам, как некий персонаж постепенно пьянеет от молодого вина, проходя все стадии – от излишней говорливости до потери координации движений, и наконец погружается в сон. И только радостное оркестровое тутти в конце части напоминает нам, что праздник урожая, несмотря на это, продолжается.

В сентябре 1876 года читатели, открывшие очередной номер журнала «Нувеллист», были несказанно удивлены, не обнаружив там очередной пьесы Петра Ильича Чайковского. Ведь до этого нотные вкладки с его «музыкально-характеристическими картинами» выходили в журнале каждый месяц, начиная с января! Вместо этого, в сентябрьском номере «Нувеллиста» была опубликована (как говорят, по высочайшему распоряжению) сербская походная песня в обработке композитора Главача. Это было сделано с тем, чтобы поддержать братский сербский народ в очередной балканской войне, которая тогда набирала обороты. Пьеса Чайковского «Охота», запланированная на сентябрь, увидела свет только в конце 1876 года, когда издатель журнала «Нувеллист» Николай Матвеевич Бернард напечатал для своих подписчиков все 12 пьес Чайковского, созданных специально для журнала, одной тетрадкой. На обложке было написано «Времена года».

Изучение музыкального фольклора имеет не только давнюю историю, но и глубокий практический смысл. Еще в Древнем Китае в первом тысячелетии до нашей эры существовала так называемая «музыкальная палата» (по-китайски юэфу). Чиновники этого своеобразного ведомства отправлялись из столицы, как сейчас сказали бы, «в регионы» и собирали там народные песни. На основании последующего анализа этих песен они делали выводы о положении дел в стране. Затем специалисты немного корректировали тексты (а иногда и мелодии) песен, убирая оттуда критику режима, упоминания опальных политических деятелей и всякие другие нежелательные ассоциации, после чего вновь ехали в регионы и обучали народ «правильному» варианту народных песен. Поэтому в древнекитайском трактате «Юэцзи» (или «Записки о музыке») сказано: «Древние цари придумали народную музыку, чтобы приучить народ к послушанию и отвратить его от политики». Кстати, это единственная фраза, которая не вошла в довольно объемистый перевод трактата, опубликованный у нас в советское время.