Записки о Панемской войне (СИ)

— Пауза! — скомандовал Свантессон, — продолжайте, господин Акессон!

— Никакой она не вождь, господа дружина. По повадкам, простая девчонка из леса. Вспыльчивая, грубоватая, нелюдимая. В наших Андах таких полно, — он говорил по-прежнему отрывисто, как-будто еще не закончил боя, — Да, она наблюдательная. Нас раскусила легко. Но чтобы чего-то придумать и кого-то куда-то повести — это нет… Все её сойки и сложенные пальцы — случайность, а не тайные знаки каким-то мифическим сторонникам, воображённые нашей Труде…

— В сухом остатке, — попытался подытожить Торвальдсон, — нам надо искать иной путь.

— Или пусть штатгальтер поручит искать этот путь кому-то другому, — не мог остановиться Бьорн, — если этот путь кому-то нужен… прекрасно помню ваши слова, господин советник, о том, что наш интерес — сохранение Игр, — поторопился капитан «Вольного стрелка» объясниться, прежде чем удивление остальных ещё не вылилось в их протестующие реплики, — я вот только не могу понять, почему это наш интерес?

— Вопрос, достойный ответа, Бьорн… Никто из вас, я надеюсь, не думает, что Капитолий завёл себе голодные игры для того, чтобы каким-то неведомым способом укрепить свою власть над дистриктами. Более глупого решения нельзя было бы придумать. С каждой новой жертвой ненависть к столице может только возрастать, и сейчас, в канун третьей Квартальной Бойни, она уже определённо подступает к краю.

— Мы слышали, что это средство не столько укрепить власть, сколько ее продемонстрировать… Не так ли, советник? — задумчиво сказал Улоф.

— Я тоже это слышал. Это имело смысл 70 лет тому назад, когда были живы недобитые участники восстания и те, кто его подавлял… Сегодня, когда мертвы их дети и почти все внуки, слышавшие рассказы дедов, это демонстрация не власти, а немотивированной жестокости. Демонстрация последовательно самоубийственная… Но ведь, согласитесь, и Сноу, и верхушка Капитолия не такие законченные идиоты, чтобы самим строить для себя эшафот. Видимо, есть что-то, что влечёт их по этому пути, — он говорил быстро и уверенно, почти не делая остановок, словно речь была написана заранее, став плодом длительных раздумий.

— Мы порядком заинтригованы, Сёрен! Но вы не находите, что наша пауза слишком затянулась, — раздался недовольный голос Биргирссона, — давайте продолжать, в конце концов!

Бьорн и Улоф, впрочем, решительно запротестовали. Им не хотелось вот так просто взять и отпустить советника в клубы им же самим напущенного тумана.

— А теперь посмотрите. Двадцать четыре трибута. Двадцать четыре молодых тела, из которых только одно будет жить, а двадцать три умрут здесь и сейчас… — складывалось впечатление, что Свантессон, как ни старался, не мог избавиться от привычки говорить загадками.

— И? — возглас Бьорна никак нельзя было назвать вежливым.

— Вы так и не поняли? — в речи Сёрена даже послышалась какая-то обида, — В Капитолии, как вы знаете, хорошая медицина…

— Материал для трансплантаций… — ввернул Торвальдсон.

— Именно, Улоф! — облегченно произнес советник. Как будто ему не хотелось первому произносить эти слова вслух, — материал гарантированный, свежий и весьма высокого качества. Представляю, сколько богатых и влиятельных капитолийцев ждут с нетерпением очередной сезон игр. Кому свежая печень, кому молодое сердце, кому меткие, как у Сойки, глазки…

— Господин советник, по-моему это бред, — учтивость не входила в набор положительных качеств Ялмара, — гипофиз можно взять и у собаки, а легкое — у какого-нибудь преступника, казненного за невесть что. К тому же, не все участники игр оказываются свежими. Вспомните, на последних одну телку так раздуло после того, как на нее сбросили гнездо с пчелами…

— Представляю себе, как горевала та старушенция, которой обещали ее храброе сердце… возможно, даже в ящик сбацала от сей великой печали, — легко нашелся Свантессон, — твоя речь мне подозрительно напоминает речь Труде. Она смеется надо мной и считает меня помешанным…

— Потому вы толкуете о ваших построениях в ее отсутствие? — горячо вступился за переводчицу Бьорн.

Советник ничего не ответил, но продолжил, выждав только самую малость:

— Меня никто не убедит в обратном. Смотрите сами. Казни, как бы то ни было, нерегулярны. Случаются по мере необходимости. Преступники, заслужившие себе смерть, не всегда молодые и здоровые. Кто-то болен чем-нибудь неприятным, типа сифилиса, кто-то травился всякими веществами, да и перед смертью их порой так пытают и накачивают химией, что никто в здравом уме не захочет себе их органы. Так что, друзья, весь этот ритуал с клятвой, телекартинкой, толпами поклонников и туром победителя — это обложка центра пересадки тканей, работающего в четком ритме, как часы. Настоящие голодные игры идут в тех дворцах, хозяева которых ждут себе запчасти в надежде продлить свою ничтожную жизнь…

— Я не хотел бы в это верить, господин Свантессон, — заговорил Бьорн, — если бы не… — финал прошлых игр… все становится на места! Морник…!