Записки о прошлом. 1893-1920

Замок Чортковского, или, как говорят галичане, «палац», был первый польский замок, который нам пришлось увидеть, и потому он произвёл на нас с Косигловичем ошеломляющее впечатление. Построенный из серого камня несколько столетий назад, он стоял на возвышении среди окружавшего его парка на искусственно выровненной площадке. На каждом из четырёх углов его высились зубчатые башни с узкими готическими окнами, которые ровными рядами шли вдоль всех трёх этажей здания. Несмотря на свои двести комнат и огромность, замок выстроен с таким изяществом, что совсем не имеет громоздкого вида, которым отличаются в России императорские дворцы. Отделка комнат, по большей части дубовая, прямо великолепна. Военный постой уже успел сильно загадить эту истинно княжескую резиденцию. Впоследствии через несколько месяцев мне опять пришлось здесь побывать, когда в замке стоял уже не штаб армии, а тыловой транспорт. Воспользовавшись этим, я обошёл все помещения и пришёл в ужас от того, что война сделала за полгода с этим бесценным дворцом. В одной из угловых башен, где помещалась курительная комната, в которой вдоль стен шёл оригинальный совершенно круглый диван, от драгоценного ковра, покрывавшего весь пол, остались только залитые какой-то дрянью и обгоревшие клочья. Огромная библиотека на польском, французском, латинском и немецком языках, насчитывавшая немало редкостных старых изданий, оказалась во второй мой приезд сюда совершенно истреблённой дико, бесполезно и чисто по-варварски. На полу её в высоту человеческого роста лежала груда в клочья порванных книг и переплётов. Кто и зачем совершил этот дикий поступок, осталось, конечно, неизвестным. Спрашивать об этом было бесполезно, да и не у кого. Замок был почти пуст, и только нижний его этаж занимали распоясанные и кудластые солдаты обоза. Владельцы покинули замок в первые дни войны, а оставшийся в имении управляющий прятался по углам и избегал попадаться на глаза завоевателям.

В старинном и тенистом парке на зелёных лужайках стояли неопрятные телеги и палатки, солдаты с криками и смехом играли в городки по аллеям. До самого вечера я пробродил по парку и на редкость красивым окрестностям, к досаде Косигловича, который никакой поэзии не понимал и злился, что я его оставил одного с пехотинцами.

Вечерело, когда я присел на полуразрушенной ограде парка. Перед глазами расстилалось жёлтое, как янтарь, только что сжатое пшеничное поле с разбросанными по нему копнами. Я замечтался и сидел неподвижно, как вдруг из задумчивости был выведен каким-то шорохом. Над оврагом между копнами молодые зайцы, которых в Галиции великое множество, устроили весёлый праздник, резвясь и гоняясь друг за другом, не обращая на мою неподвижную фигуру решительно никакого внимания. Надо признаться, это было очень милое и любопытное зрелище, которое мне пришлось видеть впервые.

Из Гусятина в Беличье, где стоял штаб 3-го Кавалерийского корпуса, мы поехали по узкоколейной австрийской дороге, построенной в своё время со стратегической целью и попавшей в наши руки через два часа после начала войны. Поезд отходил только ночью, и потому начальник станции, прапорщик железнодорожного батальона, предложил нам переночевать в вагонах. Сам он со всем персоналом жил в двух теплушках, так как вокзальные помещения были взорваны австрийцами при отступлении после боя у городка.

Вагончик узкоколейки, в котором мы расположились, весь состоял из двухместных купе, имевших выходные двери на обе стороны вагона. Со мной имелись все спальные принадлежности, включая даже запасное одеяло, которым в Покровском снабдила меня хозяйственная и заботливая хозяйка Мария Васильевна. У Косигловича же, бездомного и беззаботного, кроме шашки и револьвера, никакого багажа с собой не было, почему пришлось распаковать все свои бебехи, чтобы дать ему возможность заснуть по-человечески.

В Бильче, куда мы добрались к вечеру следующего дня, штаб корпуса помещался в замке местного магната князя Эстергази. Замок этот был не так велик, как в Гусятине, но с ещё более роскошной обстановкой, несмотря на то, что носил наименование всего лишь «охотничьего».

На широкой в два марша мраморной лестнице стояли великолепные чучела огромных волков с оскаленными зубами. В столовой, отделанной чёрным дубом, даже днём стоял таинственный сумрак от узких окон с решётками и старых дубов вокруг замка. Стены опоясывал длинный ряд колоссальных лосиных голов с развесистыми рогами и длинными бородами. Под каждым таким трофеем на серебряной табличке значилось, кем и когда был убит покойный обладатель рогатой головы. Чудовищной величины массивный дубовый стол, покрытый тяжёлой ковровой скатертью, занимал всю середину залы. Вокруг него красовались длинным рядом стулья с такими массивными и высокими спинками, что смахивали на троны. На каждом имелся резной герб князей Эстергази.