Господин, сидевший в экипаже напротив меня, был совсем молодым человеком, здоровым, свежим, с честным лицом и с небольшими, подкрученными кверху усами желтого цвета. Одет он был в приличную черную пару и сияющий цилиндр. По его платью тотчас же можно было узнать, что он принадлежит к числу разбитных молодых людей из Сити. К этому сословию мы относимся с презрением и называем их «кокни», но это отношение совершенно несправедливо. Эти приказчики дают нашему отечеству великолепных солдат и, кроме того, содействуют развитию в Англии атлетики и спорта. Его полное, здоровое лицо было очень жизнерадостно, и только в углах губ таились тревога и озабоченность, что выглядело немного комично.
Когда мы уселись в купе первого класса и поезд тронулся по направлению к Бирмингему, я наконец узнал причину, заставившую нашего спутника прибегнуть к помощи Шерлока Холмса.
– Нам придется ехать не менее часа с четвертью, – сказал Холмс, – прошу вас, мистер Пайкрофт, расскажите моему другу ваше интересное приключение. Для меня будет полезно прослушать его еще раз. Рассказывайте в том же виде, как рассказывали мне, впрочем, если возможно, то подробнее. Это интересное дело, Ватсон; оно может быть очень интересным, или же может оказаться совсем незначительным.
Во всяком случае, обстановка дела необычайна, а это-то мы с вами больше всего и любим. Ну, мистер Пайкрофт, рассказывайте, я не буду вас более перебивать.
Молодой человек поднял на нас несколько смущенный взгляд.
– Дело в том, сэр, что в этой истории я оказался уж очень прост: роль я в ней играю самую глупую. Хотя все еще может обойтись благополучно, и, пожалуй, я иначе и поступить-то не мог, но все-таки показал я тут себя большим глупцом. Я выиграл кое-что, но кое-что и проиграл. Я не мастер рассказывать, доктор Ватсон, но вот что случилось со мной.
Я долгое время служил в брокерской компании «Коксон и Вудхаус», но этой весной, если изволите помнить, они вылетели в трубу, прогорев на венесуэльских акциях. Для меня наступила плохая пора. В этой фирме, сэр, я прослужил более пяти лет. Мною были всегда довольны, и старик Коксон дал мне чертовски хорошую рекомендацию. Да, все мы лишились мест. Нас всех было у Коксона двадцать семь человек. Ну, вот, стал я искать себе места. Совался я туда и сюда, но повсюду оказалось набито битком. Не могу найти себе места, да и только; все точно заморозилось. У Коксона я получал по три фунта в неделю и скопил таким образом около семидесяти фунтов, но эти деньги быстро улетучивались, и скоро я понял, что мне придется класть зубы на полку. У меня даже не хватало средств на марки, чтобы отвечать на объявления. Да, по правде сказать, и на конверты-то, к которым должны были приклеиваться эти марки, у меня уже не хватало. Я истрепал сапоги, бегая по лестницам, а место все не находилось.
Наконец открылась вакансия в фирме «Моусон и Вильямс». Это большая маклерская фирма на Ломбард-стрит. Я думаю, сэр, что вы не знаете о них, а поэтому должен вам объяснить, что «Моусон и Вильямс» считаются самой богатой маклерской фирмой во всем Лондоне. В их объявлении было сказано, что нужно обращаться к ним с просьбой о месте письменно. Ну, взял я свою рекомендацию и прочие документы
и послал им. Признаться, у меня не было никакой надежды на получение этого места. И вдруг я получаю ответ, что могу в следующий же понедельник явиться на службу, куда буду принят, если только моя внешность окажется удовлетворительной. Я не могу вам объяснить, каким образом это случилось. Конторщики Моусона мне потом рассказывали, что директор никогда не выбирает людей, а принимает на службу того, чье письмо первым попадется ему на глаза. Как бы то ни было, мне повезло, и я был доволен. Мне положили жалованья один фунт в неделю, а работу дали такую же, какую я делал у Коксона.
Ну, а теперь я подхожу к самой любопытной части моей истории. Надо вам сказать, что я живу в Хэмпстеде, Поттерс-Террас, дом № 17. Получил я письмо от «Моусон и Вильямс» вечером, прочел его и сижу, курю себе. Вдруг входит хозяйка и подает карточку. На ней написано: «Артур Пиннер, финансовый агент». Я никогда не слыхал прежде этого имени и удивился, однако попросил хозяйку впустить гостя. Входит этот человек – среднего роста, черноглазый, темноволосый и с черной бородой, с характерным еврейским носом.
Двигался он быстро и говорил отрывисто, как человек, которому некогда попусту терять времени.
– Мистер Холл Пайкрофт, если не ошибаюсь, – спросил он.
– Да, сэр, – ответил я и пододвинул ему стул.
– Вы работали прежде в «Коксон и Вудхаус»?
– Да, сэр.
– А теперь поступаете на службу к Моусону?
– Именно так.
– Хорошо, – сказал он. – Дело в том, что вы, как я слышал, обладаете большими финансовыми талантами. Помните ли вы Паркера, управляющего у Коксона? Ну, так вот он очень хвалил мне вас.
– Я так рад слышать это. К делу своему я, правда, относился всегда добросовестно, но все же не думал, что приобрел себе в Сити такую хорошую репутацию.
– У вас память хорошая? – спросил он.
– Неплохая, – скромно ответил я.