Записки промышленного шпиона (сборник)

– Хочешь меня разговорить? – ухмыльнулся Юлай. – Правильно. За утренним кофе люди, как правило, разговорчивы. А я вообще большой говорун. Но очень узкий. Люблю поговорить о своем приятеле. О тебе, Эл. Я подробно изучил твою жизнь. «Домашняя пекарня», ты ведь служил в АНБ? Стамбул, Бриндизи, Вьетнам. Консультация, пожалуй, самый интересный период жизни. Зато и самый грязный, – отрезвил он меня. – Бэрдокк, Итака, остров Лэн. Тебя не любят в очень разных краях. «Счет», «Трэвел». Послушай, – вдруг спросил он, – с чего ты взял, что такие изобретения, как машина Парка, могут служить негодяям?

– Не знаю, кого ты называешь негодяями, – сварливо ответил я, – но согласись, я свое дело сделал.

– Ну да, ты уничтожил машину Парка, – как эхо откликнулся Юлай. – Она сгорела на обводном шоссе.

– А у нас осталась документация.

– Не строй иллюзий. У вас осталась фальшивая документация. Уж мы постарались, чтобы вам в руки попала липа. Если вы что-то и построите на основе полученной документации, то улетите недалеко. – Плоское лицо киклопа порозовело. Мое бешенство, явно отразившееся в глазах, развлекло его. – Сам подумай. Зачем машина Парка какому-то Номмену? Даже твоему шефу? Или его темным клиентам? – Он презрительно фыркнул: – Ты ведь считаешь себя явлением, Эл? Так вот, огорчу тебя. Ты, конечно, явление, но вовсе не великое. Если уж быть совсем точным, ты всего лишь характерное явление. Не будь тебя, нашелся бы другой, ниша промышленного шпионажа никогда не остается незанятой. Иногда можно и не воровать. Иногда можно просто платить неплохие деньги специалисту, выпускающему, скажем, плохой нейлон. Потому что хороший нейлон не снашивается. И ваши клиенты от этого сердятся. Так что лучше платить ответственному человеку, чем предоставить человечеству отличный неснашивающийся материал. Вообще можно много придумать всяких красивых вещей, чтобы оправдать свои действия, правда, Эл? Например, борьба с монополиями, перераспределение информации…

Я сумрачно кивнул.

– Думай ты глубже, Эл, ты докопался бы до той простой мысли, что историю делают не рабы. Войны и перевороты, как бы историки их ни толковали, ничего не меняют. Мир столько раз оказывался на краю пропасти, что давно пора понять – время войн закончилось, необходимо найти принципиально новый вариант развития. Древний охотник совершал революцию, изобретая дротик или стрелу, но рано или поздно убеждался – одной охотой не проживешь. Древний земледелец совершал очередную революцию, изобретая плуг, но и перед ним через какое-то время вставал вопрос – что дальше? – Киклоп расслабился. Кажется, он впрямь любил говорить. – Мы строим атомные станции и летаем в космос. Но что дальше? Природное равновесие нарушено, ты видел это в Итаке, ресурсы почти исчерпаны – загляни в любой серьезный статистический отчет. Что дальше? – Он отставил пустую чашку и уставился на меня: – Кое-кто надеется на океан. Дескать, океан способен прокормить нас какое-то время. Но мы гадим в него еще больше, чем на сушу, к тому же мы неутомимо плодимся, так что всегда остается этот вопрос – что дальше? Нельзя же все время воровать секреты друг у друга. В конце концов секреты кончатся. Популяция, Эл, достигнув критической массы, всегда начинает пожирать саму себя.

– Разве место над пропастью непривычно для нас? – спросил я. – Кому охота бегать в соседнее племя для того, чтобы поджарить быка? А огонь они не дают, они скрывают, как можно добыть огонь. Почему, собственно, не украсть способ добычи огня у этих жадюг и не поделиться со всеми?

– Опять украсть, – искренне огорчился киклоп. – Будущее на этом нельзя построить.

– Будущего не существует.

Наконец его зацепило.

– То есть как так?

– Будущее – наш вымысел, – засмеялся я. – Голая теория, иллюзия, взращенная нашим жалким воображением. Мы не живем и никогда не будем жить в будущем. Мы живем и всегда будем жить только в настоящем, и всегда нам придется решать сегодняшние проблемы. Украсть можно все, кроме будущего. Это подтверждает мою правоту.

– Разве, дожив до завтра, мы не оказываемся в будущем?

– Конечно нет.

– А что же такое завтра? Где мы оказываемся, достигнув его?

– Как обычно, в дерьме. То есть в очередном сегодня.

– С тобой не скучно. – Юлай покачал головой. – Но это логика папуасов. У папуасов, Эл, нельзя просто так родить и назвать ребенка. Надо обязательно подкараулить соседа, выяснить его имя и убить, только после этого можно наречь указанным именем ребенка и впустить его в мир.

– Психи, – оценил я логику папуасов. – И ты тоже псих, Юлай.

– Возможно. Но я не люблю воров. – Он холодно обозрел меня. – Это из-за таких, как ты, Эл, я вынужден изучать логику папуасов. Ты что-то вроде вируса, Эл. Это только считается, что время лечит все болезни. На самом деле это не так. Шизофрению, например, время не лечит. А воры, они все шизофреники, Эл.

– Слишком много слов, – пробормотал я.

– Ты можешь изложить короче?