Читаем Записки «Русского Азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России полностью

Сказка будит и пленяет мечту. Она дает ребенку первое чувство героического — чувство испытания, опасности, призвания, усилия и победы; она научит его мужеству и верности; она учит его созерцать человеческую судьбу, сложность мира, отличие правды от кривды.

Молитва есть сосредоточенная и страстная обращенность души к Богу. Молитва даст ребенку духовную гармонию. Молитва даст ему источник духовной силы — русской силы. Он найдет пути и в глубину русской истории, и на простор русского возрождения».

Не правда ли, насколько правильно и вместе с тем настолько наивно выглядит сейчас русский философ? Русские песни, сказки, молитва… Он и предполагать не мог, что мы, русские, доживём до того, что слово «русский» станет не ко двору даже в Конституции.

Следуя излюбленному гротеску, Джонатан Свифт вполне закономерно после лилипутов отправляет Гулливера в Бробдингнег, страну великанов. Казалось бы, поводов для высмеивания здесь нет: великаны естественны, ведут простую патриархальную жизнь под руководством умного короля. Но в том-то и дело, что на их фоне скорее смешон и мелок сам Гулливер с его претензией на просветительство.

Да и в чем просвещать?! Не знавшие огнестрельного оружия великаны, услышав о нем, приходят в ужас - настолько безнравственным представляется им это изобретение. Выслушав описание орудий, король-великан испытывает потрясение: «Как Гулливер, такое бессильное и ничтожное насекомое», может питать столь бесчеловечные мысли… и до того свыкнуться с ними, чтобы совершенно равнодушно рисовать сцены кровопролития и опустошения, как самые обыкновенные действия этих разрушительных машин». И с каким же пафосом и резонерством Гулливер дает оценку естественной реакции просвещенного монарха: «Странное действие узких принципов и ограниченного кругозора»!

Как в литературе, так и в жизни, реальность и ирреальность всегда рядом, надо только суметь их разглядеть и разграничить. И тогда может обнаружиться, что современный человек и есть тот карлик, несовершенное «насекомое», которое по поводу и без повода не прочь побряцать оружием. К сожалению, в его распоряжении есть и такое, которое угрожает существованию человечества на Земле.

Приключения Гулливера в Бробдингнеге были занимательны и наполнены опасностями. Но более всего в том мире меня заинтересовало, как Свифт разворачивает полемику о государственном устройстве страны. И не важно, что это исторические реалии Англии XVIII века, сам принцип государственного строительства и основы избирательного права, поданные через восприятие мифического, но вместе с тем не испорченного цивилизацией людей героя, могут явить неожиданный результат.

Во время одной из многочисленных бесед король, выслушав рассказ Гулливера об устройстве парламента, состоявшего из палаты пэров (лордов) — лиц «самого знатного происхождения, владеющих древнейшими и обширнейшими вотчинами», и палаты общин, куда входят «перворазрядные джентльмены», усомнился в разумности такого подхода. Великан-король был в сомнении, так ли уж основательно знают лорды законы, и позволяет ли им это знание решать в качестве высшей инстанции дела своих сограждан? Действительно ли лорды чужды корыстолюбия, партийности и других недостатков, что на них не могут подействовать подкуп, лесть и тому подобное?

Затем король пожелал узнать, какая система практикуется при выборах депутатов в палату общин. И опять сомнения в чистоплотности и бескорыстии: «нет гарантий, -заключает он, - «что человек с туго набитым кошельком» не станет оказывать давление на избирателей, да и сами депутаты — не захотят ли они «вознаградить себя за понесенные ими тягости и беспокойства?»

Так и хочется переадресовать эти вопросы дотошного монарха нашему институту парламентаризма - уж больно очевидна параллель. В стране хоть и двухпалатная система и по аналогии Совет Федераций - «палата лордов», а Государственная дума - соответственно, «палата общин», но обе они подвержены тем порокам, которыми был озабочен король.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия