Записки «Русского Азиата». Русские в Туркестане и в постсоветской России

Зимой, в школу, мальчишки ходили в телогрейках, на ногах валенки. Весной и осенью грубые ботинки или, особый шик - кирзовые сапоги. Голенища сапог на два - три пальца подворачивали вниз. Застёгивать телогрёйку и опускать уши у зимней шапки, даже в мороз, было не принято - признак слабости! Не мудрено, что в Нарыне, а это был высокогорный город на Тянь - Шане, где зимой морозы за тридцать градусов были обычным делом, я однажды подморозил правое ухо и оно, к любопытству одноклассников, превратилось в «вареник».

В школу мальчишки надевали тёмные брюки и светлую рубашку. Пионерский галстук одевали неохотно, он мешал нашей неуёмной активности. Ближе к комсомольскому возрасту галстук лежал в портфеле, чтобы одеть по необходимости - на школьную линейку или пионерское собрание. В старших классах появилась мода на вельветовые куртки. Куртка прилично выглядела и была удобной. Шили её местные портные на заказ. Она была на молнии. Нагрудные карманы, и это был особый шик, тоже застёгивались на молнию.

Девочки ходили в школу в форме - коричневых платьях и чёрных фартуках, в праздники надевали белые фартуки. Платья носили с белыми воротничками и манжетами, в косы вплетали ленты и завязывали бантики. Несмотря на однообразие формы, «своих» девочек мы отличали без труда.

Мои сверстники были разными! Некоторые мальчишки были практичными уже в тринадцать лет. Помню Колю Игнатенко. Он подвёл меня к ящикам с водкой, её временно, дома в сенях, хранила мама – продавец и, поделился секретом. Водочные пробки в то время были картонными, сверху заливались сургучом. Коля медицинским шприцем отбирал из бутылки часть водки, взамен добавлял воду, затем с помощью сургуча аккуратно устранял следы. Водку «собственного разлива» он умудрялся реализовывать, впрочем, проблем с этим не было - водка в каждом продовольственном магазине продавалась на разлив, так что «левая» водка была востребована. Но этим он не ограничивался. В хозяйстве у них было множество кур. Одни несушки клали яйца в курятнике, другие предпочитали большой ворох соломы в углу двора. Яйца, собранные в соломе, Коля припрятывал, а затем оптом, со скидкой, продавал. Так он обеспечивал себе полную независимость в карманных деньгах. Однако подпольного цеховика из Коли не получилось, по слухам, он стал шофёром.

В те времена в небольших городах большинство семей занимались подсобным хозяйством – иначе трудно было выжить. Сажали картошку, держали коров, кур, уток, выращивали свиней. Мы, дети, принимали в этом самое активное участие, а для души многие из нас разводили кроликов и голубей. Я прошел через всё это и не жалею. Помню, как поднимал в небо стаю своих голубей, следил за их полётом и восхищался кувырками «вертунов» - особой породы голубей. Если голубятник замечал в небе чужую отбившуюся пару, он тут же поднимал своих любимцев. Чаще всего чужие голуби присоединялись к большой стае и затем вместе опускались на голубятню. Как правило, они приживались на новом месте, но если находился хозяин, то их возвращали за небольшой выкуп - таковы были правила.

Абстрактное представление о странах мира нам давала география. Конкретное представление ассоциировалось с незабываемыми кинофильмами. Пятисерийный фильм «Тарзан» взятый в качестве трофея в Германии - с Африкой, «Робин Гуд» - с Англией, «Три мушкетёра» - с Францией, фильмы «Бродяга» и «Господин 420» - с Индией. Первые индийские фильмы с участием Раджа Капура и Наргиз, а так же песни из этих кинофильмов навсегда остались душе.

Так получилось, что по линии мамы я познакомился с дедушкой, тётей и двумя дядями только в четырнадцать лет. Все они были порядочными и трудолюбивыми людьми. Дед, как я уже отмечал, был из семиречинских казаков. Дядя – Иван Михайлович единственный в многодетной семье получил высшее образование, окончив Алма-Атинский зооветеринарный институт. По направлению попал в Киргизию и когда «встал на ноги», подтянул к себе из Семипалатинской области (село Самарка) родителей, брата и двух сестёр – в том числе мою маму. Мама, Широкова Евгения Михайловна, безвременно ушла из жизни в 1942 году, когда мне было три года от роду. Она - душевная боль сына, рано утратившего любовь и заботу самого близкого человека, её благотворное влияние я ощущаю всю жизнь. К памяти мамы я обращаюсь отрывком из стихотворения поэтессы Марии Волковой[40]:

МАТЬ

Ощущенье сладкого покоя,

Безопасности и теплоты
Каждый раз овладевало мною,
Если надо мной склонялась ты.
Мы с тобой недолго были вместе,
Но живу еще твоим теплом,
Хоть никто меня не перекрестит,
Как бывало в детстве, перед сном.