Записки счастливой прихожанки

Спустя некоторое время после похорон я решила разобрать шкаф и тумбочку у ее кровати. Начала с последней. Выдвинула верхний ящик, обнаружила там лупу в футляре. За пару лет до смерти у бабушки ослабело зрение, и она читала свои любимые книги с помощью увеличительного стекла. Здесь же нашелся и потрепанный томик с названием «Евангелие». Конечно, я знала, что бабуля по вечерам всегда сидит в своем кресле, держа в руках какие-то произведения. Но никогда не интересовалась, как они называются. У нас дома имелась огромнейшая библиотека, и Груня думала, что бабася находит нечто интересное там. Ан нет! Оказалось, что все любимое хранится у кровати, в шкафу. Там кроме Евангелия лежал очень толстый том автора Александра Павловича Лопухина Толковая Библия, примерно такого же размера Библия, много книг Жития Святых, Добротолюбие… Все издания оказались дореволюционными, с «ятями», «фитой». Наверное, бабася пользовалась ими еще в юности. Еще я увидела маленькую, размером с мою ладонь, Иконку, на ней изображалась женщина с младенцем. После нескольких месяцев моих походов в церковь за радостью я кое-что узнала о ликах и поняла: передо мной Богородица с младенцем Иисусом. Но то, что это была Владимирская Икона Божией Матери, поняла спустя много лет. В последнем ящике лежали всякие мелочи и… конверт. На нем рука бабушки написала: «Для Грушеньки». Я изумилась.

В тысяча девятьсот восемьдесят третьем году я уже перебралась на улицу Усиевича, она находится совсем недалеко от дома на Черняховского, где прошло мое детство. Наша общая комната стала личной спальней Фаси. Конечно, я часто прибегала к ней, приводила маленького Аркашу. Но в год смерти бабушки мальчику исполнялось одиннадцать, он спокойно оставался дома один. Аркадий всегда был самостоятельным, с первого класса грел суп на плите, выгуливал собачку Снапика, кормил кошку Клеопатру. Мальчик очень любил Афанасию Константиновну, они с бабасей могли часами беседовать. Когда стало понятно, что бабушка окончательно потеряла разум, правнук продолжал ее часто навещать. Как-то раз я заглянула из коридора в спальню Афанасии и увидела: она сидит в подушках, Аркаша показывает ей кубики с картинками и объясняет:

– Это слон! Понимаешь? А это заяц. Они разные животные. Если мы с тобой продолжим заниматься, то опять поумнеешь. Узнала меня?

Бабася молча кивала в такт словам правнука, потом вдруг почти разумно ответила:

– Понятия не имею, кто вы, сударь. Но вы приятный человек.

Я взяла конверт, открыла его, вытащила листок, начала читать текст. «Грушенька! С каждым днем забываю то, что еще помню. Не за горами день, когда окончательно лишусь разума. Надеюсь, Господь окажется милостив, я не повисну как жернов на ваших с Тамарой шеях. Письмо составляю заранее. Пожалуйста, после моих похорон съезди к Отцу Владимиру. Навряд ли помнишь, как мы с тобой один раз, на Рождество, были у них в гостях. Скажи Батюшке: грешная Афанасия отошла ко Господу. Он знает, как поступить надо». Далее шел адрес.

В моей голове забурлили воспоминания.

Первый класс… каникулы… ночь… электричка… Лука… шубка, как у бабушки… «Девочки, мы забыли помолиться…»

На следующий день я отправилась в деревню, о которой написала бабася. Оказалось, что село не так-то и далеко от столицы, примерно полчаса на электричке, потом минут десять-пятнадцать на автобусе.

Населенный пункт умирал. Большинство изб выглядело брошенными, а церковь, неподалеку от которой стоял нужный дом, почти превратилась в развалины. Я распахнула незапертую калитку, дошагала до избы, на крылечке сидел большой, толстый кот. При виде посетительницы он начал громко мяукать, послышался голос:

– Мурлыка, почему нервничаем? Или к нам гость заглянул?

Дверь отворилась, на пороге стоял мужчина лет шестидесяти с виду. Он посмотрел на меня, я на него, возникла секундная пауза, потом хозяин произнес:

– Грушенька?

Я удивилась:

– Откуда вы меня знаете?

– У вас взгляд Афанасии, – пояснил бородач.

– Отец Владимир? – осторожно уточнила я.

– Заходите, – попросил хозяин.

Я вступила в прихожую и неожиданно для себя сказала:

– Вроде она была намного больше.

– Когда Афанасия привезла на Рождество внучку, вам, наверное, лет шесть-семь было, – улыбнулся Батюшка, – поэтому весь мир вокруг огромен. Давайте чаю попьем.

Мы переместились в комнату. Я замерла. Со всех стен смотрели Иконы. И пахло как в той церкви, о которой совершенно не хотелось вспоминать. Вдруг взгляд наткнулся на знакомый лик! Женщина с полотенцем!

– Икона Покрова Богородицы, – невольно произнесла я.

Отец Владимир, который в этот момент вынимал чашки из буфета, повернул голову и внимательно посмотрел на меня:

– Вы ходите в Храм?

Я смутилась:

– Нет, просто…