Записки штурмовика

– Ты умный парень, Шредер, здорово все придумываешь. Рем получит твое письмо, даст его на расследование тому же Люкке, и ты живо отправишься в Дахау. Что касается нашего вождя, то вряд ли письмо до него дойдет, а если дойдет и очень его заинтересует, то ты опять-таки окажешься в Дахау.

У меня сразу пропало желание писать жалобу, и я со злостью сказал Генке:

– Ничего, скоро придет наше время – мы им устроим вторую революцию.

– Ты опять говоришь глупости, – спокойно сказал Густав. – Куда нам, штурмовикам, устраивать вторую революцию! Ты ведь видел, что никто пальцем не шевельнул, когда командир ударил тебя. Обо всем этом надо было думать еще давно.

– Значит, коммунисты говорят правду?

– Этого я уж не знаю, не знаю также, что говорят коммунисты. Я только знаю, что эти люди идут на смерть и на пытки, а такие вещи просто, сдуру не делаются.

Я возразил Генке, что все это так, но что коммунисты предали германский народ. Густав ответил, что он не собирается защищать красных и, если понадобится, будет с ними драться. Но он хотел бы знать, что я называю германским пародом. Ведь фон Люкке, Люгер и Граупе тоже считают, что они говорят от имени германского народа. Вообще же очень часто о народе говорят тогда, когда хотят кого-нибудь околпачить.

– Значит, все врут и обманывают нашего брата? – спросил я.

– Этого я не знаю, но думаю, что есть люди, которые ничего не хотят для себя лично.

На этом наш разговор закончился. Но мне кажется, что Генке, если бы захотел, мог бы сказать больше.

На другой день я старался не встречаться с фон Люкке, так как боялся, что не удержусь и пристрелю его.

24 октября 1933 г.

В Лейпциге идет суд над поджигателями рейхстага. Один наш парень был там и рассказывает что-то странное. Он говорит, что болгарин Димитров вовсе не взрывал собора в Софии – все это брехня, что он держит себя на суде, как если бы не его судили, а он сам был судьей. Нам все время говорили, что при обыске в доме Карла Либкнехта были найдены документы, доказывающие, что коммунисты подожгли рейхстаг, а на процессе этих документов не показывают. Димитров на суде все время намекает, что рейхстаг подожгли мы сами. Заграничные газеты прямо пишут, что это сделали Геринг, Гельдорф и Эрнст. Этот Ван дер Люббе, рассказывают, настоящий «псих» – сидит, свесив голову, и несет всякую ерунду. Оказывается, что некоторые СА знали этого голландского парня еще давно и говорят, что он вовсе не коммунист.

Я решил поговорить об этом с Генке. Он понимает лучше меня и, вероятно, все объяснит. Густав прищурил глаз и сказал:

– Видишь ли, Вилли, политика – это очень сложная штука; я считаю, что вовсе не важно, подожгли ли коммунисты рейхстаг или нет, – дело не в этом. Допустим, что рейхстаг подожгли наши, например Геринг. Они в этом случае поступили правильно. Вот взять, например, тебя: если бы не поджог рейхстага, ты, вероятно, не стал бы ломать кости коммунистам и арестовывать их. Нельзя было бы без этого посадить в концентрационный лагерь несколько десятков тысяч коммунистов накануне выборов. Коммунисты получили бы на выборах миллионов десять голосов, и из нашей «третьей империи» ничего бы не вышло. А так все обстоит прекрасно. Вот это и называется политикой. Наши вожди все это хорошо понимают. Понял, Вилли?

Я почувствовал. что у меня кровь прилила к голове. Вспомнил лицо избитого Крамера, его окровавленный рот; вспомнил как фон Люкке бил коммунистов по пальцам маузером, как Куле ломал этим людям ребра. И все это Густав называет политикой! Это не политика, а подлость!

Генке однако продолжал:

– Чего же ты надулся, как индюк? Говорят ведь, что цель оправдывает средства. Наши вожди этим и руководствуются. Например, говорят, что обо всей этой истории с поджогом рейхстага знал Белл. Ну так его наши СС прихлопнули в Австрии, куда он удрал. А как же иначе? А вдруг бы он стал болтать? Потом еще приятель Гугенберга Оберфорен начал болтать лишнее с иностранцами об этом поджоге – тоже отправили парня на тот свет. И правильно сделали…

– Но ведь газеты писали, что Оберфорен покончил с собой?

– Ну, ясно! Всякий, кто болтает об этом, все равно, что кончает с собой… Таковы дела, Шредер. Чего ты на меня так обалдело смотришь? Вот чудак! Разве ты не понимаешь, что политика – тонкая штука и не нам с тобой ею заниматься? Ну, будь здоров и меньше болтай, а то еще действительно покончишь с собой.

Густав, насвистывая, ушел. Я же чувствовал себя так, как будто на меня вылили ушат грязи, и она заползла повсюду так, что никак не отмоешься. Ведь Густав прав. Очень многое теперь мне кажется странным. Во-первых, если наши начальники знали, что коммунисты что-то готовят, то почему они не приняли никаких мер к охране рейхстага? Далее: Геринг что-то слишком быстро оказался на месте пожара. Потом: если наши ребята могли убить полицейского Крауса и обвинить в этом коммунистов, то очень может быть, что рейхстаг действительно подожгли наши же люди.